Любовь Руднева - Голос из глубин

Он вновь повторил:

— Бедняга Йорик! Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки.

Амо не читал, он разговаривал с Йориком, но, пожалуй, не как Гамлет, как прямой наследник Йорика:

— Где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты?

Он завершил свой разговор с Йориком, поставил аккуратно кокэси на место, усмехнулся почти смущенно и произнес:

— У меня есть необходимость порой быть и драматическим актером. Но эта за… за пределами арены, за кулисами мимической сцены. Ну, а Гамлет потребность духа, такая же, как музыка или разговор с вами.

Он махнул рукой, лукаво подмигнул коробке с тайнами, привезенными Андреем, будто увидел воочью маску смерти, подаренную маленьким канарцем Андрею и теперь передаренную в свою очередь ему, Амо.

Он просительно взглянул на Шерохова.

— Может, позднее, когда вы устанете побольше, пойдем в заповедник, побродим? А пока я наверху, в запасной келье, с вашего разрешения посмотрю фотографии и еще что-либо из общедоступного фонда, так сказать. Чтобы потом не мучить вас простейшими вопросами. Но охота, сильная охота вас послушать.

Часа через два, уже подустав, Амо спустился вниз и приоткрыл дверь в кабинет Андрея.

Тот улыбнулся, кивнул и, размяв правую руку, затекшую от напряжения, — вставал он привычно в шесть утра и усиленно работал с небольшими перерывами часов до четырех, — поднялся навстречу Амо.

Предупредив Наташу, Андрей тронул за плечо Амо, пропустил его вперед. И они вышли из дому и зашагали в направлении заповедника.

— Но уговор, совсем немного добавлю к тому, что там, наверху, наворошили, рассматривая мои цивильные записки и фото. На днях опять соберемся вместе, придет кое-кто из моих спутников, посмотрим слайды, и тогда-то потолковее все и представить будет можно. Но я соскучился по вашим рассказам. Плавание под вашим флагом, Амо, по-своему, может быть, стоит не меньше, чем дальние рейсы.

Амо остановился, удивленный, и посмотрел на Шерохова.

— Я понимаю, вам охота придать мне куражу, но у меня нет возможности и в сотую долю оправдать такой аванс. Пощадите, — он шутливо поднял руки, — сдаюсь, И в наказание за вашу щедрость буду нем как рыба.

— На этот счет я спокоен, вы не сумеете пренебречь мною как слушателем…

Они вошли в заповедник, на одной из боковых дорожек вдруг Амо фамильярно обхватил тонкий ствол высокой березки и щекой коснулся ее коры.

— Я и то соскучился по заповеднику и его обитателям, а каково вам? Нет, я понимаю, во время заходов вы поглощены, верно, всем, что распахивается перед вами наново или вновь, но наверняка, признайтесь же, среди работы в океане навещает же вас видение этих ребят. — Амо погладил березку по коре, проведя ладонью сверху вниз, будто потрепал шею одушевленного существа, покорно-ласкового.

Андрей кивнул.

— Амо, вы красноречивее меня, я уж не говорю об этом, но и догадливее. Я даже разрешаю себе исчезать из своей каюты, прямо с верхней палубы снимаюсь и лечу в гости к одному-единственному дереву моего детства. — Он чуть растерянно улыбнулся. — Только не надо меня заставлять признаваться в подобных прегрешениях вслух. Я даже Наташе, а уж вы ее верный рыцарь, даже ей не признавался в подобных номерах.

— Я вам благодарен за возможность рыться в ваших записях, вы впускаете меня туда, где мне б не бывать, вы даете мне понятие о своем мастерстве, казалось бы, далеком от моих поисков, но я дорожу вашими, расширившими уже и мою вселенную во много крат, сделавшими ощутимей и самою землю.

Амо несколько раз каблуком, как копытцем, коснулся травянистой земли — они вышли на берег пруда.

— И, если не рассердитесь, признаюсь, мне интересно среди деловых записей найти одну-две ваших фразы о самочувствии: «Меня несколько раз будили ночью, шла драгировка нижней части склона. Позволил себе проспать завтрак. Помылся, постирал, выпил кофе и в десять тридцать отпер дверь, теперь пусть идут с делами. Но, как всегда, теперь никто не идет…»

Андрей остановился, обхватил себя за локти и стоял, рассматривая Амо, будто только повстречал его после долгой разлуки.

— Лишь сейчас и сообразил, что я в Москве, иду рядом с вами по заповеднику и диву даюсь, как из обыденного вы извлекаете суть какими-то своими отмычками.

— «Таинственное завсегда рождается из поденного», — говорила гадалка, мамина знакомая, дальняя соседка все по той же Марьиной роще. Еще я запомнил из ваших записей: «Черная пятница — раздавлен один донный сейсмограф».