Любовь Руднева - Голос из глубин

Мне почему-то очень важным показалось спросить у него самого о Робере. Нет, я не хотел говорить о себе, о своих поисках, о признательности ему, Барро, одному из учителей моих. Я не мог отнимать его время и вызывать на разговор, который потребовал бы от него невозможного — целого дня.

Но о Десносе, которого он и открыл мне, и еще о том, как тот уходил для всех, а для него остался рядом, необходимо было расспросить у самого Барро. Блажь? Чудачество? Не знаю. Я сам ощущал себя в преддверии ухода, и что-то важное оказывалось в таком свидетельствовании Барро.

Я знал, как трудно найти ему минуты для встречи, но решился. Только оставалось признаться в том, что мне, еще юнцу, он открыл современную трагедию, я назвал ее про себя именем поэта. И Барро как бы подготовил ту встречу с Робером в Терезине, случилось и ее продолжение в Кутна-горе. О, дело тут не только в том, что распахнулся передо мной еще один неповторный поэтический мир. Совсем в другом. В том, как выдумщик, импровизатор, шутник и поэт может выйти из жизни, не изменив ни на йоту своему духу и мужеству.

Я не хотел представляться ни Барро, ни тем, кто организовывал его гастроли. Я шел на свидание как обыкновенный его зритель, но на этот раз через служебный ход нового здания МХАТа, испытывая сомнения, робея.

В холле, где уже ожидали его самые разные персонажи, французский фирмач, какие-то устроители, актеры, я протянул Барро заранее приготовленную записку на французском с просьбой о короткой встрече: «Мне надо поговорить о Десносе».

Он кивнул головой, подозвал девушку-переводчицу и сказал:

«Пожалуйста, пройдите наверх, за кулисы. В антракте между двумя действиями «Гарольд и Мод» мы поговорим», — и пожал руку, внимательно взглянув мне в глаза.

Невероятно много надо бы ему высказать и спросить, но я знал, не посмею признаться в главном, в том, что связывает меня и его.

Я откровенно робел. И пришел сюда почти на правах невидимки. Не берусь и теперь сам пояснять этот психологический казус.

Видел накануне «Гарольд и Мод», и было мне крайне интересно теперь глядеть на игру актеров из-за кулис. Сам Барро играл крохотную эпизодическую роль садовника, он выходил на сцену в комбинезоне на минуту — почти статист. Но все это первое отделение он провел за кулисами, что-то наборматывая шепотом, потом зашел в свою небольшую артистическую уборную и там записал в толстую тетрадь какие-то свои мысли или замечания.

Едва начался перерыв, он подошел ко мне, увлек за собою, тут же появилась переводчица. И Барро, улыбаясь своими огромными, длинными глазами, радостно воскликнул, едва услышал мой вопрос:

«Робер? Он мне как брат!»

Сразу же Барро с непостижимой быстротой как бы вовлек меня в водоворот тридцатых годов, где все время рядом с ним, в гуще его исканий, оказывался друг. Он втолкнул меня во все обстоятельства постановки сервантовской «Нумансии», где Алехо Карпентьер не только великий писатель, о том Барро и не говорил, но и знаток музыки, помог найти ему и аранжировать музыку, а Деснос, — и тут Барро опять воскликнул: «Мой духовный брат!» — присутствовал на репетициях.

«Я был влюблен в свою жену Мадлен Рено и все совершал, вдохновляясь строкой Десноса: «Из великой к ней любви», — пояснял, улыбаясь, Барро. — Тогда-то произошел эпизод, о котором вспоминаю как о подвиге дружбы. Представьте, наступил долгожданный день, нам доставили костюмы. Мадам Каринска требует: «Заплатите наличными». У меня же вышли все деньги. Но если не уплачу немедленно, она увезет все костюмы и спектакль полетит в тартарары. Мадам неумолима. Что делать? Деснос присутствует при этом разговоре.

Вдруг он обращается к Каринска:

«Я скоро вернусь. Мадам, будьте любезны, дождитесь хотя бы моего возвращения».

Трудно было представить, какой выход найдет он. Два часа спустя является, отводит меня в сторону и протягивает требуемую сумму. Он сходил к себе на работу и попросил аванс — двухмесячное жалованье! В те времена это делалось непросто.

По Андре Жиду, друг тот, «с кем можно совершить неблаговидный поступок». После этого поступка Десноса для меня друг тот, кто пойдет ради тебя на лишения, а это встречается крайне редко. С мадам Каринска расплатились. Спектакль состоялся в назначенный час. Он стал событием… Я грезил с Десносом о других спектаклях».

Барро говорил быстро, не отрывая своего взгляда от меня, — его большой рот с удивительно мягкой улыбкой был выразителен, как и его глаза.