Любовь Руднева - Голос из глубин

По вине британских властей, не торопившихся дать согласие на заход судна на остров Святая Елена и подвластные одному и тому же губернатору острова Тристан-да-Кунья, оставалась открытой возможность повернуть в сторону от прямой цели экспедиции, от подводного Китового хребта, и, сделав зигзаг, поработать близ берегов Бразилии и, главное, совершить заход в Рио-де-Жанейро — один гигантский Христос, статуя в сотню метров высотой, царящая над городом, стоит того. Мощные офисы, жуткие фавелы, кварталы нищеты — какой материальчик для будущих пересказов-рассказов?! Уже не говоря о дешевых магазинчиках Рио, где большой выбор вещей, вот и скромную валюту там очень удачно можно потратить.

Кто возьмет под сомнение, что руководили ею в том споре самые серьезные, как нынче принято выражаться, принципиальные побуждения? И разве на самом деле не так? Она без труда уговорила старика профессора-биолога поддержать со своим отрядом ее позицию, да и славные ее сотрудники были вовсе не против таких приятных коррективов в рейсе.

Возражал Шерохов спокойно, доказывая: будет слишком большая потеря рабочего времени на переходах к Рио-де-Жанейро и обратно к Китовому хребту. А программа работ экспедиции обширна.

Как подгадывает случай, чтоб еще осложнить осложненное, никому не ведомо, но в разгар работ, уже в середине марта, оборвался трос одного донного сейсмографа, потом другого. Однако продолжали простреливать профиль, идя на север вдоль оси рифта.

Привык Андрей в экспедиции писать Наташе не в один присест, уже знал, когда случится оказия, как раз и времени не останется на толковое письмо. Почти каждый день писал он пусть и коротко, но она могла, взяв карту, проследить движение «Петра Митурича», места станций, ощутить ритм работ, процесс накопления материалов. Давно уже они убедились в том, что по приезде многие важные моменты поиска как бы канут, растворятся в предположениях, выводах. А он дорожил ее участием и в анализе собранных фактов, и в подготовленных им сообщениях.

Привычка писать ей изо дня в день диктовалась и потребностью души. Он мог внезапно, среди почти деловых строк, протиснуть полупризнание в тоске по ней. Тут уж на выручку к нему приходили, как извечно велось, небо, звезды, игры света в океане.

Он написал ей в письме в тот день, когда подходила к концу обширная станция:

«Все эти дни высоко в черном небе загоралась лучистая звезда Венера, под такой вот благосклонной к нам богиней-звездой мы и вкалывали. Я готов благодарить и сам океан за добрую погоду. Нет зыби. И сейчас за иллюминатором моей каюты редчайшей голубизны небо, на его фоне уж наверняка выхваляются белые мостики нашего судна, его снасти. Только вызывают печаль саргассовы водоросли да безжизненные зоны океана, где ни рыб, ни птиц, но синева спасала нас и там.

Я не показываю вида, но мне претит кроме отвратительной стародавности механизмов вроде злосчастной лебедки и небрежность техническая. Вчера надо было брать трубку, ты знаешь, как мы ждем каждую, каких, увы, физических сил стоит всем нам многотонную спустить ее, поднять. А оказался несмотанным капроновый фал с лебедки. Ну, а потом обрыв фала, потеря донного сейсмографа на глубине двух тысяч метров. Погрузили другой на глубину трех с половиной километров и теперь махнули полным ходом с профилографом через зону разлома Уэйна…

Наташа, чудится мне, когда пишу, что и ты не так далеко в этот момент, и наш дом-кораблик двинулся навстречу мне. Сейчас полигон кончился, я отсиживаюсь в недрах судна, в каюте 382.

Ну у кого на свете есть жена, которая видит судно так ясно, как будто сама идет на нем вместе со мною по Атлантике? Ты знаешь, число экспедиций, в которые ходил я, нисколько не поубавили моего удивления перед каждой встречей с океаном. Но если об Атлантике я мечтал в юности сперва один, то потом еще сильнее стремился идти по ней, когда мы вместе так хотели этого.

И сейчас все внове. Переговариваемся по радио с судном Ламонтской обсерватории «Вимой» — ты-то ее хорошо помнишь наверняка. Какое ж счастье приваливало нам, когда уже к концу года моего пребывания в Ламонте все-таки удалось приехать и тебе и мы смогли за два месяца промчаться «сквозь Штаты». С «Вимой» и у тебя наверняка связаны самые добрые воспоминания, мы ж немного ходили на ней с нашим другом, таким спокойным и располагающим Дирком Хореном.

Тут мне передали от Дирка лучший из возможных для нас подарков — «Облик глубин», его монографию о флоре и фауне океанического дна с великолепными фотографиями. И черно-белые, и цветные выполнены так, что не налюбуешься. Как ты догадываешься, большинство фотографий самого Дирка. Этот потомок своих голландских пращуров оправдал происхождение от нации мореходов и трудяг, да еще к тому же распрекрасных садоводов.