Владимир Харьковский - Мастерская отца

— Подь ты! — усмехнулся Орлов. — Маяк!.. Я возле конторы не хожу, мало ли кого вы там вывесили! — соврал он на всякий случай. — Мне там далеко, может, и портрета никакого нету, а?

— Есть-есть! — поспешно заверил мастер. — Так уж ты меня не подводи, Коля. Давай я тебя запишу в наставники?

— Это еще над кем? — на всякий случай спросил Орлов.

— Да тут, да вот… — заюлил мастер.

Короче, суть дела была в том, что пришел к Леониду Исакичу участковый: рабочая среда — верное средство перевоспитания — и надо помочь человеку. А поскольку Леонид Исакич в некотором роде лицо официальное, то он обязан это сделать — дать наставника, который будет следить за человеком, поможет ему воздерживаться от дурных поступков, которые нарушают баланс общественного спокойствия… В общежитии райпо опять вот окна побили, а у него, Леонида Исакича, прошлой осенью яблоки обтрясли, нехорошо, неспокойно, одним словом, жить.

— Но, ведь, окна-то в общежитии побила замужняя баба, — раздумчиво возразил Орлов.

Но, как выяснилось, дело не в том, что окна побили. Несовершеннолетний, о котором просит участковый, много времени у Орлова не отнимет: надо будет прийти, провести беседу о нравственности и с достоинством удалиться, а потом как-нибудь еще его проведать, чтобы тот помнил за собой ответственность…

— Да кто ж это такой? — в нетерпении воскликнул Орлов. — Сколько слов ты уже зря сказал!

Назвал Леонид Исакич и фамилию.

— Ничего не надо! — со значением проговорил Орлов. — Я эту семью прекрасно знаю… Да и что я за наставник такой, насколько я его старше?

— Понимаешь, Коля, мне н а д о! — проникновенно зарокотал Леонид Исакич, напирая на слово «надо».

— Тебе надо — ты и будь! — весело отозвался Орлов и махнул рукой. — Будь здоров!

Он вышел за проходную, где было тихо, уютно, зелено. И мысли, с которыми он шагал по заводской территории, отлетели напрочь. Редкое ощущение своей положительной свободы от тех дел, которыми была заставлена его пятидневная трудовая неделя, приятно щемило душу.

И тут вдруг Орлов вспомнил, почему не хочется ему в общественники к мастеру. Несколько лет назад ему нанесли смертельную обиду, которую помнил он до сих пор.

Ночью на втором этаже прорвало трубы отопления, и Орлов с товарищами по комнате спасали имущество жильцов от воды и пара. И на работу-то он опоздал минут на десять-пятнадцать, но факт оставался фактом, никому из общественников не было дела до аварии. Они тут же собрали весь цех и добрых полчаса «стругали» Колю Орлова и еще каких-то безымянных людей, нарушивших «трудовую дисциплину». Никто из них не вспомнил, что Орлов всегда точен и пунктуален, как немец: у них шла кампания… И теперь Орлов все никак не мог простить общественникам этой несправедливости…

Он остановился на перекрестке. Отсюда у него намечались два пути — в общежитие и к пивбару… Он вспомнил, как стращал его Леонид Исакич, и пошел по второму. Тепло на улице и кружка-другая пива будет в самый раз.

Густая малоподвижная толпа под сенью высоких худых кленов издали привлекала к себе внимание. Пивная напоминала Орлову аквариум. За толстыми мутными окнами медленно, словно в воде, двигались люди, открывали и закрывали беззвучно рты, шевелили влажными губами.

Сегодня, как и в другие жаркие дни, много людей стояли на улице. Из распахнутых стеклянных дверей плыли запахи пива, копченой рыбы и теплых помоев. Между пьющих ходила полупьяная баба в белой запачканной куртке, надвинув на глаза косынку, чтобы замаскировать лиловый с кровоподтеком синяк и тем самым как бы смягчить впечатление у посторонних о собственной жизни. Ее дело собирать кружки и относить их в посудомойку. И она собирала их, исполняя свою работу без вдохновения и озабоченности.

Орлов терпеливо выстоял в очереди, и выбрался на улицу.

Голоса пьющих сливались в единое монотонное гудение. Орлов залпом выпил одну кружку, сразу же расслабился, оглох и теперь ему казалось, что он все еще стоит в своем цехе, а вокруг станки — стрекочут и стрекочут…

В заведении к каждой порции пива подавали обязательную закуску: кусок коричневой окаменевшей рыбы.

Отпив еще глоток, он понял, что пива ему больше не хочется, и стал думать: что же теперь делать с рыбой? И тут его взгляд упал на скирдятника [2] Каменский неологизм, человек, живущий под скирдой, бродяга, пьяница. ( Прим. автора. ) , высматривающего поблизости поживу. Это был маленький, худой человечек в линялом ветхом френче. С морщинистого темного лица на Орлова заискивающе и подобострастно глядели светло-голубые слезящиеся глаза.