Фазиль Искандер - Сандро из Чегема. Том 3

— Да, пчелы, — сказал Сандро с видом человека, только что справившегося с нелегким делом. — В прошлом году, — продолжал он, — я был в верховьях Кодора, там, где переброшен над рекой висячий мост. Он весь оброс лианами и плющом, и по нему проходишь, как по зеленому коридору. И вот я перешел с левого берега на правый и вижу такую картину. Стоит знакомый мне крестьянин с коровьей шкурой, распяленной на распялках. И она, эта шкура, с бесшерстяной стороны обмазана медом, и на нее налетают пчелы.

— Ты что делаешь? — спрашиваю у него.

— Да вот, — говорит, выглядывая из-за шкуры, — пчел своих приучаю пролетать по мосту.

— Зачем, — удивляюсь я, — приучать их пролетать по мосту?

— А затем, — говорит, — что медоносные луга на этой стороне реки. В жаркие летние дни пчелы, перелетая реку, по привычке слишком низко летят над водой и часто подыхают.

Сверху жара, снизу холод — не выдерживают и дохнут на лету Решил приучить их пролетать через мост.

— Ну и как, — говорю, — приучаются?

— Как видишь, — говорит, — я уже на этой стороне. Сначала на том берегу у моста держал шкуру, а потом взошел на мост, потом подальше. Потом еще подальше. И вот уже стою на этой стороне.

— Что ж ты, — говорю, — все лето так и будешь стоять?

— Нет, — говорит, — как увижу, что привыкли перелетать через мост, перестану.

Посмеялся я тогда над этим крестьянином и пошел своей дорогой. В этом году опять довелось мне идти по этому мосту. Я совсем забыл про тот случай. Только взошел на мост… что за черт? Слышу: вжик! вжик! вжик! — пчелы так и шныряют туда и обратно, так и шныряют. И тут я вспомнил того крестьянина. Приучил-таки, упрямец! Вот какие дела бывают!

Гость на этот раз не засмеялся, а только кисло улыбнулся, возможно, сопоставляя плодотворность терпения этого удивительного крестьянина с собственным бесплодным терпением.

Приближалось время обеда, и мать Камы прошла под яблоней, взобралась на перелаз и спустилась на огород. Через некоторое время она снова спустилась во двор, неся в переднике зеленый лук, кинзу, цыцмат, петрушку.

Остановившись возле качелей, она, тихо посмеиваясь, кивнула в сторону веранды, где Навей все еще гудел по-русски.

— Боюсь, пупок надорвет мой сын, — сказала она посмеиваясь, — очень уж он старается…

Мать прошла на кухню, продолжая посмеиваться. Навей внезапно перестал гудеть по-русски и стал пересказывать бабке содержание прочитанных страниц. Кама прислушалась. Брат рассказывал о том, как Робинзон увидел на берегу одинокий след неизвестного человека.

— Что ж, — перебила его бабка, — только от одной ноги след и остался?

— Да, тут так написано.

— Может, тот человек в грязь наступил?

— Нет, — отвечал брат, — тут про грязь ничего не сказано. На песке он увидел след от ноги человека.

— Да как это может быть, чтобы след остался только от одной ноги? Куда подевалась другая нога? Врет он, твой Робинзон!

— Может, ветром сдуло? — попытался внук оправдать Робинзона.

— Ну, конечно! Все следы ветром сдуло, и только один остался. Врет он, твой Робинзон!

— Нет, не врет! — в отчаянье воскликнул мальчик и даже захлопнул книгу. — Если тебе не нравится, я не буду рассказывать!

— Читай и рассказывай, — властно сказала бабка и сердито перебросила громко щелкнувший челнок справа налево, — небось сам уже надумал куда-нибудь от нас удрать! Вот и защищаешь его. Хороший человек старается жить и умереть там, где он родился. Плохой человек твой Робинзон! Плохой!

— Бабушка!!!

— Читай!!!

…Ах, бабка, бабка! Далеко же ты глядела! Через тридцать лет после Большого Снега во время Великой Отечественной войны Навей ушел на фронт, попал в окружение, надолго сгинул без вести, а потом вдруг вынырнул в неведомой Чегему Америке и оттуда по радио на родном языке стал вещать Евангелие своим ошеломленным землякам! Но бабки с ее пророчеством, как и многих других, уже не было на свете.

Из кухни вышла мать Камы и, подойдя к плетню, крикнула в сторону поля:

— Мальчики мои, обедать!

— Идем! — весело загоготали братья, не скрывая радости перехода от жесткой власти отца в мягкую власть матери.

Минут через десять братья бодро вошли во двор. Отец, как бы временно низложенный, не спеша вошел вслед за ними. Братья сбросили свои мотыги у кухонной веранды. Отец, поочередно подбирая каждую из них, пробовал рукой, крепко ли держатся клинки на ручках. Казалось, он исподволь готовится ко времени прихода своей власти. Обстругав колышек, он вбил его обухом бердыша в ручку одной из мотыг, чтобы клинок плотнее держался.