Тамара Каленова (Заплавная) - Не хочу в рюкзак. Повести.

Строгая Серафима растерялась, отвернулась к окну. Потом сказала:

— Откуда у тебя это «вы»? Мне кажется, мы с тобой всегда были друзьями?.. И потом, зачем нам еще кто-то?

— Я не всегда буду с вами, — доверчиво возразила Маша. — Однажды придет красивый-красивый...

— Да, да, я знаю, — перебила ее тетя Сима. — Поэтому давай отложим наш разговор, пока он не пришел.

Иногда тетя Сима рассказывала о своей жизни. Мало о людях — все больше о городах, где ей довелось побывать, где все разное и имеет свое «выражение лица». Курортные города напоминают нянечку. Портовые — неотправленные в путь танкеры... Промышленные, небольшие — машиниста с электровоза...

— Интересно! — говорила Маша.

Это тетя Сима с ее рассказами, в которых было мало людей, а только поездки, станции, города, научила Машу внимательно и по-доброму вглядываться в лицо каждого нового города и уметь полюбить его за короткое время, «от светофора до светофора».

Маша выпила стакан газировки и зашагала по главной улице.

У нее было хорошо развито чувство равновесия, поэтому она не причиняла беспокойства густо идущим по тротуару людям, не задевала их плечом, не натолкнулась ни на кого. А шла она стремительно.

Возле стадиона, где должен был монтироваться летний цирк, Маша чуть не налетела на молчаливую группу, застывшую посреди уличного потока. Парни курили, и ветер относил к стадиону синий табачный дымок.

Один, очень смуглый лицом и очень высокий, положил на плечо низкорослого товарища руку. Товарищ был в щегольских очках. Он стоял, опустив голову, и неумело затягивался. Третий независимо смотрел по сторонам и курил с заправским видом. Парни были с рюкзаками.

С ними стояла девушка в капроновой кофточке, словно голенькая, и так глядела на парней, будто собиралась расплакаться.

Маша пошла тихо-тихо. Ей хотелось, чтобы парни обратили на нее внимание, и эта девушка, с неуклюжими, словно бы нечеткими движениями, — тоже.

Они не смеялись и не разговаривали. Стояли и курили. И никто из них даже не обернулся, и не посмотрел в сторону Маши.

«Интересно, ходят ли они в цирк, такие серьезные?» — с досадой подумала Маша.

— Славка, за твоей спиной счастье! — вдруг громко сказал смуглолицый. — Цирк афиши налепил.... Маша вздрогнула от неожиданности. Малыш в очках смущенно откликнулся:

— Я уже видел...

Девушка просительно вступилась за Славку:

— Не трогай его, Гришка! Он видел! Все почему-то засмеялись.

— Ну, вперед! — скомандовал насмешливо тот, кого назвали Гришкой.

— Вперед! — согласились все.

Докурили. Встряхнули рюкзаки поудобнее и побрели по улице.

И только Славка, невысокий, с худенькой шеей, потоптался немного и пошел в обратном направлении.

— Студенты... — объяснила Маша себе. — Интересно, откуда они?

Незаметно для себя, не зная, что из этого выйдет, Маша пошла следом за ними.

— Ну, Скальд, как Средняя Азия? — Гришка остановил толстенького парня, который шел навстречу.

Маша, вошедшая в парадные двери, тоже остановилась, вроде бы рассматривая щит с объявлениями.

Тот, кого назвали Скальдом, ответил низким басом:

— Приходи в комнату. Послушаешь очевидца.

— Постараюсь, хотя за лето, сам понимаешь, отвык слушать... — Гришка с видимым удовольствием смотрел на толстенького парня. — Все-таки как? Вараны, барханы? Ну, шепни по секрету.

— Веришь, не веришь, но там все банально, — значительно сказал Скальд. — Два измерения: солнце, песок. Третье — вода. Но ее нет.

— Тоже мне геологи! Какую-то воду за целое лето не смогли унюхать!

Скальд сощурил глаза и вдруг спросил с деланной заинтересованностью:

— Как ты думаешь, на что годно верблюжье копыто?

— Пинаться, — засмеялся Гришка.

— Так и знал. — Скальд улыбнулся и стал спускаться с лестницы.

— Постой, постой! — Гришка ухватил его за лямку рюкзака.

— Ну, чего тебе?

— Интересуюсь, на что же годно верблюжье копыто? Подозреваю, что этого никто в целом мире не знает, кроме тебя...

— Из верблюжьего копыта варят суп, — голосом флегматичного наставника пояснил Скальд. — А из тебя даже супа не сваришь.

Гришка расхохотался, отпустил Скальда, и они, миновав вахтершу, скрылись в длинном, плохо освещенном коридоре.

Маша осталась одна.

Ей было стыдно, что она так настойчиво и бесцеремонно шла за студентами и очутилась в их общежитии. Вошла в чужой дом, непрошено.

— Девушка! Пропуск?

Вахтерша выжидательно смотрела на Машу.