Константин Скворцов - Рабочее созвездие

…Эту историю мне рассказал молодой шахтер. Рассказал, как исповедался, потому что было стыдно за себя и своих товарищей:

— В нижней части лавы «закуполила» кровля. Ее бы своевременно закрепить, да кончилась смена. Все заспешили к стволу. Когда в лаву пришло новое звено, «купол» был что у хорошей церкви. Тогда целых шесть смен комбайн висел на цепях, а мы всем участком скачивали породу. Тут как раз и завалило Подлеснова с бригадиром Владимиром Павленко. На ноги им скатился тяжелый песчаник, а самих присыпало мелким сырым штыбом. Откапывали около часа. Живы! Бригадира увезли домой отлеживаться, а у Подлеснова — плетью рука. Ему в пору к врачам, в больницу, а он — ни за что, надо спасать лаву! А еще все мы знали: на днях он похоронил близкого родственника. Ой, как трудно было смотреть Подлеснову в глаза.

Это был урок всем, но испытания «югом» на этом не закончились.

Пока рубили уголь по целику, все шло хорошо. В иные сутки давали до двух тысяч тонн. Но вот подошли к новому блоку. Кровля здесь была разрушена лавой, отработанной выше несколько лет назад. Решили увеличить рабочее время комбайна. Теперь, пока он двигался вниз, нарубая уголь, горняки готовили верх к отбойке: чистили «карманы», передвигали секции, затягивали кровлю. Комбайн уходил вверх — люди готовили нижнюю часть лавы. Работая по такой схеме, добились среднемесячной нагрузки в 1680 тонн. Но стал осыпаться борт, вновь закуполила кровля. Спешно перешли на челноковую схему отработки, не отпуская комбайн далеко от себя, двигая конвейер следом за ним. Снова давали тысячу — полторы тысячи тонн. И, наконец, подошли к главной воде. По конвейеру потекла грязная река. Борт поплыл, обнаженная кровля стала рушиться по всему фронту. Лава стала неуправляемой…

На совещании, проведенном в кабинете директора шахты, было решено отрезать воду новым вентиляционным штреком. Укоротить лаву, но двигаться дальше. И забойщики стали проходчиками.

Испытание продолжалось.

Через несколько дней глубоко под землей хозяева 16-й лавы встретились с проходчиками, двигавшимися навстречу. Николай Михайлович Подлеснов, растирая сведенные холодной водой руки, сказал мне:

— Это победа! Будем снова рубить уголь. Главное — люди выстояли!

…В начальники участка он пришел из бригадиров. Здесь не задавали вопрос: справится ли с порученным делом. Сказали: «Надо справиться».

Для этого требовались знания. И целью его стал институт. Николай Михайлович поехал в Свердловск.

Срезался на математике, в чем, казалось, был силен. Вернувшись домой, привез из Челябинска племянника, студента политехнического института, и вдвоем — за учебники…

Институт Подлеснов закончил с «отличием», а незадолго до получения диплома обнаружил в свежей почте конверт из Москвы. Распечатал, прочитал:

«Уважаемый Николай Михайлович! Поздравляю Вас с присуждением Государственной премии СССР за выдающиеся достижения в труде. Желаю Вам крепкого здоровья, счастья, новых творческих успехов в работе и надеюсь, что Вы также будете активно участвовать в благородном деле — пропаганде советского образа жизни и трудовых достижений нашей Родины. С искренним уважением — Басов».

Автором поздравления был председатель Всесоюзного общества «Знание» академик Николай Геннадьевич Басов.

Недолго гостила в Копейске краснодонская делегация. Но до сегодняшнего дня памятна мне встреча с Александром Яковлевичем Колесниковым. Словно и не в гостях был этот человек. Ничто не ускользнуло от его взгляда. В том числе и неуютная «пересеченная местность», по которой пролегла дорога на шахту. Машину, окутанную пылью перемолотого колесами «горелика» — перегоревшей породы, которой подсыпают дороги, — вдобавок сильно трясло на ухабах. Но не личное неудобство волновало в те минуты Александра Яковлевича. Рассуждая о судьбах наших шахтерских городов, родившихся в начале века на угольных пластах, он думал о том, что мы оставим после себя потомкам.

Взять, к примеру, такую важную экологическую проблему, как рекультивация земель. Есть у шахтеров такое понятие — техногенный ландшафт. Это когда вместо цветущего сада, хлебного поля или молодых сосновых посадок мы видим терриконы, карьерные выемки, отвалы, шурфы, траншеи, насыпи и т. д. В народе такая картина получила название «лунный пейзаж». Что делать? Природа не терпит вакуума. За добытый уголь надо платить. Глубоко в шахте, в освобожденном от «горючего камня» пространстве, грозно рушится земная твердь. И пусть наверху, под солнцем, благоухает цветочная клумба, рано или поздно земля в этом месте просядет. И тем провал будет глубже, чем ближе от поверхности и круче залегает угольный пласт.