Константин Скворцов - Рабочее созвездие

И не поэтому ли и хмурится Иван Ефимович, когда задают ему расхожий вопрос: как бы он прожил эти годы, доведись жить сызнова?

— У живых что спрашивать? Мы живые остались. Спросить бы у погибших… Жизнь — не та дорога, по которой можно вернуться назад.

И не потому ли, что из двадцати восьми вязовских парней, ушедших на фронты, вернулось только четверо, и Погорелец Иван покинул Вязовку? Без причин ничего не бывает. Нет, теперешние войны так сразу не кончаются, и долго еще продолжали пустеть малые русские деревеньки.

Трудовой героизм — подвиг нескольких лет, а то и десятилетий. Трудовой героизм в преданности, как всякий героизм. В преданности делу. В трудовой книжке Ивана Погорельца одна-единственная запись:

«Челябинский металлургический завод, принят во второй обжимной цех 10.02.1951 г.».

И вот он, главный пост второго обжимного цеха. Пульт управления. Оператор. Сколько величественного и тронного в словах, а уж в работе — и подавно. Легкое движение руки — и подчиняется тебе эдакая державища металла. Крутятся валы, плывут белые слитки по рольгангу, поныривая, как на волнах, шипит вода, и редкозубый кантователь, играючи, ворочает с боку на бок семитонные бруски, отсчитывает миллиметры датчик, похожий на башенные часы. И учитель золотой у него, вчерашнего солдата. Душевной доброты, и такта, и терпения, и опыта у И. П. Шевелева на тысячу учеников хватило бы с избытком.

Потом приобретется и у Ивана Ефимовича свой опыт, и свои ученики будут, но званием Героя Социалистического Труда, присвоенным ему спустя пятнадцать лет за успешное выполнение семилетнего плана, и посейчас считает он себя обязанным И. П. Шевелеву. И учебе. Ивану Погорельцу, главе семейства и отцу двоих детей, пришлось учиться в сорок лет и окончить металлургический техникум. «Так нужно было мне и государству», — скажет он потом.

Поколение родившихся в середине 20-х и 30-х годов нашего столетия доучивалось после работы. Посмотрела бы нынешняя молодежь, в каких трущобах начинал учиться Ваня Панфиловский, какие «вузы» проходил он и другие дети Украины, рожденные в 30-х годах военного столетия. Лучше не видеть и не вспоминать. Но и забывать нельзя, что оставалось нам после фашистов. Теперь Нижние Серогозы Херсонской области — поселок городского типа и красив, как лебедь белый на зеленой волне, а тогда… Тогда, в сорок седьмом году, умер у Вани отец, колхозник Никита Панфиловский. И для него так сразу не окончилась война. И не до пионерских лагерей было Ване Панфиловскому — летние каникулы проводил он на колхозных полях, пока не перебрался в Челябинск, где работала крановщицей на металлургическом заводе и жила замужем за Иваном Погорельцем старшая сестра Любаша.

Так жизнь свела и породнила двух Иванов с двух концов земли и сделала похожими их судьбы. И не потому ли это все случилось, что были схожи их натуры, что одинаковое передано было им наследство — любовь к труду?

Великий двигатель — любовь к труду. И главное — он вечен. Любовь к труду поставила к мартеновской печи подручным сталевара семнадцатилетнего выпускника ремесленного училища Ивана Панфиловского, и через год он был уже сталеваром. Разные существуют определения одного и того же понятия. О времени, например, говорят: много воды утекло с тех пор. Расстояния до звезд астрономы исчисляют миллионами световых лет. Металлурги свое время и расстояние до золотых звезд и орденов измеряют тоннами продукции. Коммунисту Ивану Никитовичу Панфиловскому, как лучшему сталевару Урала, было не по жребию, наверно, поручено провести юбилейную плавку стомиллионной тонны стали. И Золотых Геройских Звезд с серпом и молотом по жребию уж точно не дают.

А время шло. И грустновато стало Ивану Ефимовичу Погорельцу в пятидесятый день рождения: давно ли, кажется, пришел он в цех в солдатской форме — и вот уже на пенсию уходить. И чтобы не рвать себя из цеха с болью, с кровью, с корнем, решил Иван Ефимович уйти со стана постепенно, попросив перевести его в бригаду слесарей.

Но все длиннее и длиннее кажется неделя. Казалось, смотрят все на Погорельца с улыбкой: вакансию нашел. Казалось, бригадир стеснялся лишний раз просить пенсионера, где гайку подкрутить, где болт ослабить. Ну, работа! И не работой уж — дежурством называл, работой назвать привычка не позволяла. Но больше всего удручало то, что реже видеться он стал со сменой своей (бывшей), с друзьями по работе (тоже бывшей): когда-то совпадет, что все они с утра. А он «всю дорогу» с утра и с утра. Два выходных: суббота, воскресенье. И ныло сердце. И чаще стал он заглядывать в кабину главного поста, где главный пульт и, если хотите, главный пульс не только цеха. Но за пульсом этим следил уже не он, не Погорелец, а его вчерашний ученик. Такой же русый, рослый и молодой. Сидел за пультом новый оператор, как император стальной державы. И заходилось сердце завистью, отцовской завистью с грустинкой пополам. Но… молодым дорогу. Все так, все верно, все как есть и должно быть в природе.