Александр Андреев - Ясные дали

Я был охвачен внезапным порывом нежности и преданности к этому человеку. Что-то неосознанное, беспокойно-волнующее таилось в его словах, как в последних наставлениях моего отца.

В классе воцарилась тишина, и чтобы нарушить ее, учитель, привычным жестом кинув на переносицу пенсне, подошел к Ивану Маслову и спросил:

— Вот ты: ты хочешь знать многое?

Иван молча глядел в парту. Я толкнул его локтем. Он поднялся и нехотя ответил, выделяя букву «о»:

— Мне отец сказал, чтобы я здесь не засиживался долго. Малость подучился и домой чтоб ехал, в колхоз: там работа ждет…

Мы засмеялись. Рассмеялся и Тимофей Евстигнеевич. Он вынул из кармана часы, взглянул и еще до звонка вышел.

На следующем уроке он рассказывал нам о писателях, негромко, немного нараспев читал наизусть отрывки из книг. Меня особенно взволновало место, где говорилось о тройке: «Эх, тройка, птица-тройка!» — и будто широкий волжский ветер бил в лицо.

Увлеченные рассказами учителя и согретые его вниманием, мы сразу полюбили и его самого и его уроки.

После занятий в классе появился невысокий парень в галифе и вышитой украинской рубашке, подпоясанной узким ремешком. Ремешок был украшен набором блестящих кавказских бляшек. Парень повел носом, будто принюхиваясь к чему-то, и вкрадчиво осведомился:

— Которые новенькие?

Лавируя между партами, он тотчас очутился возле нас и долго тряс нам руки.

— Алеша Ямщиков, секретарь школьной комсомольской организации, — представился он, затем поспешно извлек из кармана блокнот и приготовился записывать: — Откуда прибыли, товарищи?

— Волжане мы, — несмело начал Санька. — У него мать осталась дома, а у меня дедушка…

— По социальному происхождению кто будете?

— Н-не знаю, — после некоторого раздумья ответил я не поняв.

— Ну, отец у тебя кто? Рабочий, крестьянин, поп или кулак?

— Столяр был.

— Ремесленник, значит, рабочий до некоторой степени… А у тебя кто? — не поднимая головы, спросил Ямщиков Саньку.

— У меня только дедушка, я ж говорил.

— Почему дедушка? Чем он занимается?

— Ничем. Старый он, по селам на скрипке играл…

— Скрипка — это не занятие.

— А сейчас он сторожем в колхозе работает, — быстро поправился Санька.

— Вот это другое дело!

Алеша положил блокнот в карман и заключил:

— Будем приобщать вас к коллективу. Добров, Стогова, поручаю вам подготовить этих двух товарищей для вступления в комсомол. Ознакомьте с программой, Уставом, а потом нагрузим их общественной работой.

Алеша Ямщиков так же быстро исчез, как и появился, не дав нам опомниться.

Я с недоумением, почти с испугом оглянулся вокруг. Что же это такое? Неужели в комсомол, о котором я мечтал чуть ли не с десяти лет, принимают так торопливо и скучно? Неужели в нагрузке вся радость?

Никита ободряюще похлопал меня по плечу.

— Не обращайте на него внимания, — сказал он про Ямщикова. — Он у нас всегда такой: торопится, бежит, кричит, а все ни с места.

Школа не имела тогда своих учебных мастерских, и практику учащиеся проходили в цехах.

С заводом нас знакомил мастер-инструктор Павел Степанович, сухонький, аккуратный старичок в очках, которые или поблескивали на лбу под козырьком кепки, или крепились на самом кончике носа. Лицо мастера было хитро оплетено мелкими морщинками, расположенными так, что они придавали ему веселое, даже по-мальчишески задорное выражение. Двигался он частыми шажками, легко и споро, чуть согнув ноги в коленях и руки в локтях, будто собирался пуститься вперегонки. По основной своей профессии он был столяр. Испытующе приглядываясь к нам, он подбирал в столярную группу наиболее, по его выражению, «талантливых» ребят.

Из всех цехов, которые мы с Санькой видели, больше всего пришелся по душе, конечно, столярный. Решив учиться столярному делу, мы перетянули на свою сторону сначала Ивана, потом присоединились к нам и Болотин с Фургоновым. Побывав однажды в мастерской и понаблюдав за работой столяров, Фургонов заметил с удивлением и завистью:

— Чиста́ работа! Для белоручек… — и шепнул Болотину: — Останемся здесь…

— Ты же обещал Степашину, что вместе с ним станешь работать? — также шепотом спросил Болотин. — И мастер об этом знает.

— Обещал, а теперь вот передумал — хочу в столяры выйти.

Столярная мастерская помещалась рядом с новым, еще не отстроенным цехом. Вокруг нее были навалены бревна, брусья, доски, высились желтые вороха опилок. Издалека слышно было, как выводили пилы тонкие ноты, точно натянутые струны, которые, казалось, вот-вот оборвутся; вразнобой стучали молотки, визжали и шипели точила. Теплый воздух мастерской был густо насыщен пряным ароматом сосновой смолы, крепким кисловатым запахом горячего клея, древесных стружек и опилок. В солнечных лучах, косо падавших из окон, вспыхивая, роились белые пылинки.