Александр Серафимович - Том 2. Произведения 1902–1906

– Нет, из Лермонтова.

Потом опять каждый стал думать свое: молодежь – как они будут любить, пожилые – о том, как они будут здоровы и все пойдет по-прежнему.

Когда возвращались и шли длинной вереницей по мосткам через Грузское, кругом, как привидения, среди ночи смутно белела соль, и доносились от курзала звуки «pas de patineur'a» [6].

Новочеркасск – это город совершенно в духе и вкусе «Московских ведомостей». И не в том смысле, что там думают и чувствуют по «Московским ведомостям», – нет, это лишь образец, во что превратились бы наши города, когда бы там водворилась «тишь да гладь да божья благодать» по «Московским ведомостям».

Обыватель тихо, смирно и скромно ходит по улицам, смотрит, как и нужно, себе под ноги, в каком проценте полагается, помирает, и сколько нужно нарождается, храмы божьи посещает, и при встрече с начальством снимает шапку и кланяется. О завтрашнем дне общественной жизни не заботится; как птица небесная, не сеет, не жнет, и в житницу общественных дел и интересов не собирает, ибо знает, что о нем неустанно пекутся.

И когда в безлунные ночи в погруженных в кромешный мрак улицах ощупью на четвереньках разыскивает дом свой, не ропщет, ибо простой и ясной душой понимает, что нельзя же в одно время заливать великолепным электричеством упирающиеся в атаманский дворец центральные улицы и освещать керосином окраины. И когда ломает лошадиные и свои собственные ноги ка изрытых, с навороченным булыжником, улицах, имеющих мостовые, не ропщет, ибо знает, что создание рук человеческих – тлен, прах и разрушение. И когда по пояс тонет в невылазной грязи на улицах, не имеющих мостовой, не бывает в претензии, ибо понимает и чувствует простым и ясным сердцем, что не намоститься же на всех.

И когда дети его, обывателя, как мухи мрут or дифтерита, оспы, скарлатины и близкие друзья, родные валятся от тифа, дизентерии, малярии без малейшей медицинской помощи, ибо город не имеет ни одной своей больницы, смиренно размышляет, что жизнь и смерть не в человеческих, а в божьих руках. Понимает он, глядя, как дети его, вместо того чтобы поутру бежать с сумочкой в школу, бьют баклуши на улицах, понимает, что не настроишься же на всех школ. Все понимает простым и ясным сердцем новочеркасский обыватель. И оттого так тихо, так мертвенно на широких, пустынных улицах города.

Отчего же так? И неужели в городе с шестидесятитысячным населением, в центральном городе двухмиллионной области, городе, сосредоточивающем в себе массу учреждений (окружной суд, судебную палату, гимназии, институты, семинарии, корпус, банки, театр, военное и гражданское управления), не найдется обывателей, которые, разыскивая ощупью на поломанных ногах свои дома, не задали бы друг другу вопроса: «Чем был бы хуже твой удел, когда б ты менее терпел?»

Воспитание – великое дело. Сто лет существует Новочеркасск, сто лет по совершенно определенной системе и методу воспитываются в нем обыватели.

Все блага жизни ему предоставлены: ешь, пей, читай благонамеренные газеты, роди детей, умирай, когда придет черед, и… плати налоги, обо всем же остальном позаботится начальство.

И оно заботится.

Раскаленное солнце свалилось за раскаленные здания. В сумеречной мгле пышут сухим жаром мостовые. Душно.

На площади целый табор. Гомон, крик, ругань, лошадиное ржание. Все заставлено бочками на двуколках. Лошади мотают головами, едят овес, вскидывая торбы, или понуро стоят, опустив головы. Водовозы собираются кучками, бьются в карты, в орлянку, хохот, смех, брань, бабы расположились с ведрами, коромыслами, визг, игры.

Огромный хвост ожидающих бесконечно теряется в соседних улицах. Гомон и шум далеко разносятся между сонными домами. Мирный обыватель просыпается, зевает, крестит рот: «Покою, анафемы, не дают», – и опять засыпает с тяжелым храпом.

А огромный табор стоит час, и два, и три, и пять, стоит целые ночи, дни. Это – новочеркасский обыватель получает воду из городского водопровода.

Так же смирно и не спеша, как и все, что делается в городе, тихонечко капает вода из водопроводного крана в очередную бочку, и, пока накапает, водовоз успевает выспаться, покурить, сыграть в орлянку, поссориться, подраться, попасть в участок.

– Скажите, пожалуйста, неужели нельзя пустить воду полностью, чтобы разом наполнить бочку, не тянуть за душу и не мучить людей томительным, совершенно ненужным ожиданием?

– О, совершенно можно, – проговорило лицо, имеющее касательство к водопроводу, и таинственно и дипломатически сложило губы, – бочку в три минуты наполнить можно, но везде требуется политика. Пусти воду полностью, первые бочки сразу заберут воду, – воды-то ведь у нас совершенно не хватает, – что же сказать остальным? «Воды нет»? Да ведь обыватели тогда разнесут водопроводное управление, и нам головы не сносить. Как, воды нет! Камня на камне не оставят. Ну, а как капает-то вода, обыватель спокоен – хоть по каплям, да есть вода. А результат-то один и тот же, все равно приходится по суткам ждать. Вот она, политика-с… Хе-хе-хе…