Александр Серафимович - Том 2. Произведения 1902–1906

Пожимая руку вашему знакомому, вы наивно думаете, что это тот самый человек, которого вы хорошо знаете, у которого трое детей, который курит крепкий табак, привык ходить в один и тот же ресторан, никогда не играет на скачках и высказывает такие-то и такие-то мнения о положении Китая и русской литературе. Кроме того, что у него трое детей, вы знаете еще, что он окончил университет, что он медик, педагог, инженер, техник, кандидат прав.

Вы ошибаетесь: вы его совершенно не знаете. Вы знаете его внешность, привычки, все, что, как тонким налетом, обволакивает пребывание в высшем учебном заведении. Вы не знаете его, вы не знаете, как завтра же поступит он в том или другом случае, и с изумлением разведете руками. Пленка университета так же обманчива, как цилиндр, фрак, крахмальная манишка.

Кто, пожимая руку тому почтенному кандидату прав, который прославился на всю Москву своей историей с гадалкой, подозревал, что такая история может с ним разыграться? Уважаемый кандидат прав пожелал узнать свое будущее и пригласил гадалку. Гадалка с серьезнейшей миной предложила ему для вящего успеха гадания дать ей восемьсот рублей, непременно сотенными, и разные бывшие у него драгоценности. Тот с такой же серьезнейшей физиономией вручил это все, и они отправились в Страстной монастырь, опять-таки по распоряжению гадалки, ставить свечи. Пока кандидат прав усердно ставил, гадалка с сотенными и драгоценностями исчезла. Пришлось заявлять в участок. Дикарь, суеверный и невежественный, пугливо выглянул из-под университетского диплома.

Наше общество кишит такими кандидатами прав. Известен случай в Киеве. Молодой врач, недавно окончивший курс, не имея практики, сильно бедствовал. Наконец невмоготу стало переносить больше нищету, и он снял квартирку на окраине и объявил себя… знахарем. Народ повалил к нему. Купчихи, чиновники, кандидаты прав, интеллигенты и неинтеллигенты; на резинах, пешком, на извозчиках, шли и ехали к нему с утра до вечера и толклись в крохотной передней. Он не обманывал. Он лечил всеми средствами, какие дает наука, только при этом называл себя знахарем, микстуры – наговорной водой, мази – наговорным маслом. Он стал греметь на весь город. Нагрянула полиция, стали составлять протокол о незаконном врачевании и с изумлением увидели развернутый перед ними докторский диплом.

«Кандидат прав» наполняет арену общественной жизни. Он проявляется не только в том, что отправляется узнавать свою судьбу к гадалке, – нет, но главным образом своими общественными симпатиями и антипатиями, своими общественными воззрениями. Тоненькая пленка университетского налета легко и быстро стирается, как плохо сделанная никелировка, и обыватель во всем своем неглиже налицо.

Тот живой дух, та жизнедеятельная атмосфера, которые живут в университете, в сущности с трудом пробиваются в душу обывателя. Очень часто последний заимствует отсюда только чисто технические знания и выходит «кандидат прав».

Умер доктор философии Филиппов. Покойный разрабатывал последнее время грандиозный план уничтожения войн. По его словам, он был близок к открытию способа производить опустошающие взрывы на каком угодно расстоянии. Из какой-нибудь Чухломы можно было бы поднять на воздух Нью-Йорк, Рио-Жанейро, Капштадт, Пекин.

Если бы это осуществилось, в руках человечества очутилось бы страшное орудие самоистребления. Не надо бы тогда колоссальных армий, крепостей, артиллерии, не надо бы вторгаться в неприятельскую страну. Опустошение вносилось бы в самое сердце врага издали. Шрапнель, гранаты, разрывающиеся на тысячи кусков, расстилающиеся ветром смерти пули, пронизывающие по восьми человек в глубину рядов, – все это померкло бы перед новым колоссальным стихийным орудием истребления и разрушения. Люди ужаснулись бы, люди отступили бы и… войне конец.

Глубокое заблуждение. Меня в данном случае интересует не техническая осуществимость этого плана. Вернее всего, что никаких взрывов на расстоянии доктор философии Филиппов не изобрел бы. Но не в этом дело. Пусть он не изобрел бы, но он бросил известную идею, которая, быть может, в конце концов и будет кем-нибудь осуществлена, – невозможного тут ничего нет. Пусть будет найдено страшное средство подымать на воздух города на расстоянии. Что же, конец войне? Нет.

Великое заблуждение думать, что такие явления, как война, могут быть уничтожены механическим, так сказать, путем. Как бы гениально ни было изобретение средства разрушения, в противовес ему всегда будут придуманы не менее гениальные средства самозащиты и самосохранения. Природа слишком сложна и богата, гений человеческий слишком гибок и разносторонен, чтобы средства борьбы и защиты держать всегда в равновесии.