Илья Маркин - На берегах Дуная

— Товарищ Анашкин, — осторожно прервал речь колхозника Шелестов, — а что еще плохо в колхозе, какие трудности и недостатки?

— Вот за этим-то я и приехал к вам, товарищ генерал. Вы простите, что я называю вас по-старому. Я и приехал к вам, как к генералу нашему. Приехал по делам колхозным, не по своим… Председателем колхоза у нас Козланюк. Прислали к нам его года четыре назад. В районе он до этого работал, на разных должностях. Ну, прислали, так работай. Работает. Хатенку мы ему дали, участочек, как положено. Семью он свою привез: жена и детишек трое. Скоро оперился наш председатель и в гору пошел. В районе его хвалят, в газетах даже писали. Ну что ж, это дело хорошее. Только стал я присматриваться, вижу: хвалить-то его хвалят, а дела в колхозе все хуже и хуже. Все планы заготовок мы выполняли исправно и почти всегда первые. А только колхозникам ничего не оставалось. А наш Козланюк все богатеет и богатеет из года в год. Дом себе выстроил пятистенный, сад развел, а в саду — пчелки. У него в прошлое лето было поболе двух десятков ульев. Посчитайте: по пудику меда с улья — и то двадцать пудов. Пару коровок завел, троечку поросят, гусей десятка три, кур. Одним словом, хозяйство что ни на есть образцовое. Дальше узнаем: построил наш председатель домик еще один, комнат на пять, в районном городе. Не так он прост, правда, хитрить умеет. Дом-то этот он на тестя записал. Но все знают, чей он в самом-то деле. Ну, народ-то и зароптал. Потребовали ревизию провести в колхозе. Меня выбрали председателем комиссии. Копнули мы — и ахнули: кругом недостача. Денег-то не хватило у него немного. Пять тысяч пятьсот двадцать три рубля. Только все эти денежки были израсходованы продуктами да товарами. Он кирпич, лес и доски покупал для колхоза, а вез себе. Так же и с воском для пчел и с кормами. Приехал тут сам секретарь райкома товарищ Верловский, приказал Козланюку немедленно уплатить деньги, которые он истратил. Через два дня деньги были внесены в колхозную кассу, и на этом все замерло. А я, понимаете, Дмитрий Тимофеевич, не могу. Вот гложет меня досада и злость. Воровал человек, жульничал, а ему все простили. Я на собрании выступил. Ну, тут подпевалы и подлипалы Козланюка и ополчились на меня. Так и скомкали все собрание. Тогда я в райком. И там секретарь райкома со мной не соглашается. «Ну, — думаю, — значит, заблудился я». Перестал я об этом деле хлопотать, а самого все сомнения гложут. Тут как раз перевыборы председателя. На собрание из райкома начальство приехало. Два дня шумели, критиковали, Козланюк самокритиковался. Дошло дело до выборов. Сам секретарь райкома предложил оставить Козланюка: опыт, дескать, большой, практика. А мы, говорит, вам агронома пришлем хорошего. Ну, народ зашумел, кто «за», кто «против». Проголосовали. Двадцать — «за» и сто семьдесят — «против». Начальство опять выступает. И опять стали голосовать. До утра сидели. Девять раз голосовали! Наконец добились. Сто — «за», двадцать — «против», остальные воздержались. И почему добились? Мужчин-то у нас мало. Большинство женщины вдовые. А Козланюк-то крутоват. Проголосуешь «против», — а вдруг выберут его? Держись тогда!.. Ни подводы в город, ни огород вспахать…

Все время, пока говорил Анашкин, Шелестов сидел молча, не сводя с него внимательного, изучающего взгляда. Когда Анашкин смолк, Шелестов поднялся, в раздумье постоял у стола и, не глядя на Анашкина, спросил:

— А вы успокоились на этом?

— Да нет, не успокоился. В бюро райкома написал. Только письмо мое пришло назад к секретарю нашей партийной организации.

— И что секретарь? — вновь присев напротив Анашкина, спросил Шелестов.

— Собрали партийное собрание. А нас всего партийцев пять человек. Козланюк, предсельсовета, бригадир, учитель и я.

— И что собрание?

— Постановили за клевету объявить мне строгий выговор с предупреждением.

— И вы согласны?

— Эх, не во мне дело! — с досадой махнул рукой Анашкин. — В народе дело, Дмитрий Тимофеевич, в народе!.. И никто меня не переубедит. Ведь только один учитель не из компании Козланюка, и он был против выговора. А эти два пьянствуют вместе с Козланюком. Каждый день пьянки. А на какие деньги? Да и по женской линии тоже дела творятся. Козланюк-то с женой не живет.

— Да, — вздохнул Шелестов, — про грязные дела вы рассказали.

— Дмитрий Тимофеевич, — несмело заговорил Анашкин, — я чувствую, что вы не совсем верите мне.

— Я верю вам, — остановил Шелестов собиравшегося было встать взволнованного Анашкина. — Но такие дела требуют очень тщательной проверки. Речь-то идет о людях, ведь сами говорите, что ценить нужно человека. Поэтому, прежде чем решать вопрос о ком-либо, нужно проверить все, взвесить.