Малер умолк и направился в мастерскую. Она была приведена в образцовый порядок. Земляной пол выровнен и посыпан песком. Площадь мастерской неглубокими канавками разбита на участки. У старых бегунов для приготовления формовочной земли был поставлен небольшой мотор. Паренек в синем комбинезоне возился на лестнице под крышей с электропроводкой. Девушка в таком же комбинезоне мыла стекла фонаря.
Малер переходил от участка к участку, объясняя Александру Игнатьевичу:
— Здесь, товарищ инженер, устроим формовочное отделение. Отсюда кран-балкой формы будут доставляться в сушилку. В этом углу — склад шихты и топлива. Обратите внимание на вагранку. Она долго не работала, но сохранилась. Мы заменили старую футеровку новой. У нас не было шамотных кирпичей, но мы сделали футеровку из огнеупорной массы. В том, что мы ее добросовестно набивали, можете не сомневаться. Теперь вагранка просыхает на «вольном воздухе». Завтра я прогрею футеровку стружкой, набью лещадь и обмажу глиной желоб. После этого вагранку можно будет разжигать.
— Что еще нужно для нее? — спросил Александр Игнатьевич, очень довольный распорядительностью старого вагранщика.
Нужна партия доменного чугуна, товарищ инженер. На заводских складах в Вене его сколько угодно. Он предназначался на бомбы, и будет очень хорошо, если пойдет на это доброе дело. Нужен ферромарганец. Доставьте нам это, а об остальном мы позаботимся сами. Режим в мастерской, товарищ инженер, будет следующий: в первую смену — формовка, во вторую — заливка и выбивка, в третью — приготовление формовочной земли. Очистка и обрубка литья производятся в первую смену. Вагранка — она ведь маломощная — будет работать по пять часов в день, остальное время находиться на выдувке. Конечно, будь у нас две такие вагранки, дело пошло бы веселей. Но я ручаюсь, что за две недели мы сделаем перила и фонари. Работать будем с душой, а это — главное.
И вид мастерской и слова Малера радовали Александра Игнатьевича. Литейщики Флоридсдорфа не ждали, пока им растолкуют, с чего начинать, а сами, как настоящие хозяева, уверенно принялись за дело. Больше всего Александр Игнатьевич боялся нудной раскачки, затяжной организационной суеты, которая могла бы отнять у него строго рассчитанное и нужное для строительства время. Он не сомневался, что главным распорядителем и организатором всех работ был старый Пауль Малер. У старика многолетняя практика, он, видно, прекрасно знает процесс плавки, организацию работ в цехе, и ему следует поручить руководство мастерской.
— Что нужно еще? — спросил Александр Игнатьевич.
— Модели для перил и деревянные опоки.
— Сколько опок?
— Штук пятнадцать. Я сейчас запишу, каких размеров.
— Хорошо, завтра их получите. Опоки сделают наши плотники. Модели для перил мы закажем. Пришлю в ваше распоряжение три грузовые машины.
Глаза Малера просияли.
— Это прекрасно! Сразу виден советский размах!
Александр Игнатьевич улыбнулся столь скромным представлениям о советском размахе.
— Всем этим будете распоряжаться вы, товарищ Малер. На время производства нужных нам материалов я назначаю вас руководителем мастерской.
Малер замер на месте и долго смотрел на Александра Игнатьевича изумленными глазами. Затем он порывисто схватил руку Лазаревского, крепко ее пожал.
— Спасибо за доверие, товарищ инженер! Можете не сомневаться, я оправдаю его. А машины — это очень хорошо! Одна будет доставлять землю, а две мы отдадим Люстгоффу для сбора лома по городу. Ведь все, кому дорог мост на Шведен-канале, откликнулись на призыв Зеппа собирать для вагранки лом. Только успевай привозить!
Когда Александр Игнатьевич и Малер вышли из мастерской во двор, девушка на крыше, окончив работу, стала у фонаря и, глядя на солнце, щурясь от его ярких лучей, запела:
Ах, апрель, веселый месяц,
Ах, апрель!
Легкое весны дыханье,
Птичья канитель…
Это была Рози. Стоя на крыше, она смотрела на недалекий Флоридсдорфский мост и внимательно вглядывалась в каждую машину, появлявшуюся на нем. Она ждала Гельма с очередной партией лома. Завтра у нее радостный, торжественный день, поэтому песенка звучала сегодня особенно легко и звонко.
…Пошевеливая усами, дядюшка Вилли попросил Александра Игнатьевича зайти за перегородку, где помещалась крохотная кухня «Веселого уголка». Переминаясь с ноги на ногу, толстяк заговорил, глядя на пол:
— Я, товарищ майор, прошлый раз просил вас о надписи на фонарном столбе или на перилах: «Сделано в мастерской Вильгельма Нойбауэра, Флоридсдорф».
Читать дальше