Иван Шутов - Апрель

Хоуелл внимательно слушал, делая заметки в книжке.

— У меня нет больше вопросов, — проговорил Джон Дир, когда Александр Игнатьевич умолк.

— У меня тоже, — в тон ему сказал Жюльен де Ланфан.

В открытое окно вдруг ворвались звуки музыки. Александр Игнатьевич подошел к окну, намереваясь его закрыть.

К скверу у комендатуры подкатил грузовик. На машине стояло несколько человек. Один из них, высокий и светловолосый австриец, выкрикивал в рупор призывы, другой растягивал синие мехи алого аккордеона. Это была агитационная бригада, которая проводила работу на улицах города.

Возле грузовика собралась большая толпа. Светловолосый запел под аккомпанемент аккордеона:

Вслушавшись в громко звучащие на улице слова песни, Хоуелл язвительно улыбнулся.

— Кто говорил, что австрийцам плохо живется? Они распевают серенады.

Александр Игнатьевич закрыл окно. Жюльен де Ланфан, быстро схватив мелодию, стал тихо ее мурлыкать. Джон Дир сердито взглянул на него.

— Позвольте мне задать вопрос капитану Хоуеллу, — обратился к председателю генерал Карпенко.

— Я слушаю вас, господин генерал-майор, — насторожился Хоуелл.

— Я вспоминаю ваши выступления на предыдущих заседаниях комендатуры, господин капитан, где вы горячо заверяли нашего командующего и меня в искренних ваших союзнических чувствах ко всем начинаниям советского командования. Я не намерен входить в психологические мотивы вашего противодействия строительству на Шведен-канале, но мне кажется странной неприязнь к нашей работе, направленной на то, чтобы город как можно скорее освободился от развалин. Разве не лучше будет, когда их вовсе не станет?

Хоуелл заговорил, не глядя на генерала:

— Позвольте, господин генерал, ответить мне по-солдатски прямо. Я не дипломат, поэтому не собираюсь облекать свои мысли в форму, приятную для оппонента. Ваше строительство противоречит интересам Соединенных Штатов! Почему? Да потому, господин генерал, что вы начинаете не вместе с нами, не посоветовавшись с нами, а самостоятельно, на свой риск и страх. Это не по-союзнически! Один-единственный мост в огромном полуразрушенном городе — я не буду подбирать более удобных слов — это жалкое кустарничество. Тогда как, выработав совместный план помощи Европе, мы могли бы предпринять более эффективные меры и по приведению города в благоустроенный вид. Я повторю свою мысль: начав раньше союзников, вы тем самым стремитесь снискать популярность у недальновидных обывателей, не более.

— В вашем ответе, господин капитан, — спокойно начал Карпенко, — больше темперамента, чем логики. Если бы с такой горячностью, как сейчас, вы отстаивали перед своим командованием идею посильной помощи городу, я не сомневаюсь в том, что дело было бы сдвинуто с мертвой точки. Время идет, господин капитан. Истек год, как на улицах Вены отгремели выстрелы. Мы первыми пришли в этот город, выполняя свой союзнический долг. Наши солдаты, а не ваши поливали своей кровью эти камни Мы погасили здесь пожары, зажженные боями. Поэтому мы и считаем своим моральным долгом сделать для города все, что в наших силах. Мы не возражаем против совместной работы. Мы приветствуем сотрудничество. Но мы не можем бесконечно ждать, пока вы составите планы «эффективной помощи». Пятилетний план восстановления и развития хозяйства Советского Союза вошел в действие. Мы, советские люди, живем теми темпами, что и наша страна. И действуем по своим планам. Есть хорошее советское понятие — соревнование. Мы начали — начинайте и вы. Догоняйте нас и перегоняйте: соревнование не исключает этого, а предусматривает. Мост на канале — не первый, построенный нами в Вене. И вы это прекрасно знаете, господин капитан. Мир должен ознаменоваться строительством, очищением земли от развалин войны. Человек — это строитель и созидатель, творец. Наш долг — призвать к созиданию людей, которым мы помогли освободиться от проказы фашизма, вселить в них уверенность, что мир — благо, добытое на долгие годы, подчеркиваю: годы строительства и созидания.