Виктор Авдеев - Гурты на дорогах

Мужской:

— Все одно: обогнал бы.

— А я говорю, это вышло случайно.

— Можете давать любую характеристику. Только помните: за вами пари.

Девичий голос вдруг смолк, и слышался лишь топот копыт. Когда всадники поравнялись с Веревкиным, он окликнул их. Галя и Упеник остановились.

— Вы что же это коней-то?.. — сердито начал Веревкин. — Этак и загнать недолго.

Лошади действительно потемнели от пота, высоко носили боками. У мундштуков игреневого дончака нависла пена.

— Мы просто немного наперегонки, — удивилась Галя. — Ведь совсем недалеко…

— Много силы накопили? — перебил Веревкин, сумрачно воодушевляясь. — Так вы собственными бы ножками. А коням, еще не известно, сколько сот верст покрыть придется, да и в новом совхозе им не шестимесячную завивку станут делать, а пахать на них, боронить…

Счастливое выражение сбежало с лица Гали, она вспыхнула:

— Может, вы нас в угол поставите, товарищ Веревкин? Или составите акт о злоупотреблении тягловой силой? Уж вы заодно составьте акт и на фрицев, ведь эта из-за них у коров сейчас молоко синеть начинает. Лошадям разогнать кровь даже полезно, все время шагом плетутся. Просто вам досадно, что люди хоть немножко развеселились, — вы и придираетесь. Как же, не подаля вам заявления: можно ли проехаться рысью?

Она высокомерно прищурила глаза, и Веревкин замолчал. Галя отъехала к свой арбе. Тогда Олэкса Упеник сказал весело и примирительно:

— Зря вы нас, Осип Егорыч, даю благородное слово. Просто кони понесли. Уж вы не обижайтесь, авось скотину пригоним в средней упитанности.

Против ожидания, Веревкин ответил очень спокойно, даже кротко:

— «Авось» и «как-нибудь» до добра не доведут.

Он повернулся и пошел, так и не кончив разговора с главным бухгалтером. Сзади донесся громкий шепот одной из доярок:

— И скажи, чего сказился? Из ревностей, что ли?

Осип Егорыч ушел в степь, подальше от табора, лег на спину и заложил руки за голову.

С густой небесной синевы донеслось курлыканье. Журавли летели не обычным треугольником, а на витых кругах подымались все выше и выше в небо. Вдруг они спустились и рассыпались понизу, будто вспугнутые невидимым орлом, по степи зарябили их дымчатые тени. Недалеко от земли опять послышались голоса, напоминающие звуки валторны, стая вновь круто начала забирать под облака, выстроилась и потянула через слюдяную прожилку речки к лиловому хутору. Журавли совсем было скрылись из глаз, но опять повернули обратно, и тогда Веревкин понял, что это молодняк под руководством опытного вожака обучается перед отлетом на юг. Август — пора, когда птицы собираются в большие стаи; с далекой тундры уже давно началось переселение куличков.

Из головы Веревкина не выходили слова доярки: «Чего сказился? Из ревностей, что ли?» Да. Зачем скрывать от самого себя? Права она. Тридцать два года мужику, вдовец, старший зоотехник и… скажи на милость!..

Он вспомнил, как возникло его чувство к Гале.

В совхоз Озаренко прислали этой весной, незадолго до войны. Однажды, вернувшись из степи, Веревкин увидел совсем молоденькую девушку, нового работника, мимоходом узнал ее имя, откуда она. Приглядываться было некогда: то совещания, то вызов в район, то объезды пастбищ, то осмотр скота. Недели две спустя, на собрании, Веревкин снова встретился с Галей и впечатление вынес невыгодное: слишком громкий смех, неестественная порывистость движений. И откуда у девчонки столько самоуверенности? Здесь Галю и «представили» ему: «Вот наш новый ветфельдшер». Веревкин пожал маленькую сильную руку.

В майские праздники, после торжественного заседания, дирекция, как обычно, устроила для рабочих и служащих гуляние. Из винсовхоза привезли бочонок рислинга, завели радиолу, пригласили баяниста и скрипку из ресторана, молодежь стала танцевать вальсы, фокстроты. Веревкин сидел и пил вино. Неожиданно к нему подошла Галя: «Может, вы все-таки расстанетесь с кружкой?» — и весело пригласила сплясать с ней гопачка. Веревкин сослался на неумение. Галя не отставала: «Тогда хоть спойте. Нельзя же сидеть в обществе бирюком». Он усмехнулся: «Чтобы мне запеть, надо еще литра два выпить. Да боюсь, вы слушать не станете. Притом в коровник пора». Веревкин поглядел на карманные часы, поднялся, а она вспыхнула.

Но по дороге на скотный у него вдруг мелькнула мысль: вот бы жениться, соединить два таких противоположных характера? Стало дико, смешно и… запало, что ли? Только с этого времени перед ним часто всплывал образ Гали, приглашающей его на гопачок. Как это могло случиться? Как вообще приходит любовь? Что ему прежде всего понравилось в Гале? Способность краснеть по всякому поводу? Голос, манера зачесывать волосы с этой чудесной золотой прядью, ямочка на левой щеке? Или задели за живое ее задиристые нападки? Ведь не могла же она ему понравиться только своей внешностью. Внешностью увлекаются в молодости, а в его возрасте уж ищут душевного родства: значит, были в ее характере черты, которые его пленили? Может, искренность, веселость, та чистота, с которой связано само представление о девушке? Веревкина все больше и больше влекло к Гале, он противился этому всем своим существом. А здесь, в эвакуации, стало совсем трудно: все время на глазах, чаще приходится сталкиваться по службе. Даже доярки заметили.