По стуку ее каблучков Саша насчитал двадцать две ступеньки — Наташа жила на втором этаже.
Он прыгал возле подъезда, хлопал руками и не столько оттого, чтобы согреться, — все в нем ликовало: он полюбил хорошую девушку, она его тоже любит. Саша и не думал в чем-то сомневаться. Как сказал поэт:
Мне всегда оставаться любимым,
Даже в избела-белый мороз…
Да, вдруг опомнился он: встречаясь с Наташей, он неизбежно столкнется со злой Курилкой. Такая встреча его не радовала, хватит на его долю и того, что он просидел в ее классе четыре года.
Кто-то спускался по лестнице, мягко шаркая ногами о ступеньки. У страха глаза велики: он мгновенно представил рассерженную Курилку, она задержала Наташу и идет сама поговорить с непрошеным кавалером. Он уже ощущал удар сухонького кулака, после которого из глаз сыплются искры, и, как в детстве, школьником, невольно втянул голову в плечи… И до чего же Саша обрадовался, когда услыхал тихий зовущий Наташин голосок.
— Саша, — позвала она. — Я ведь, правда, не так долго?
Наташа вышла в валенках, в длинном пальто с высоким меховым воротником, который закрывал ей лицо: она собралась стоять долго.
Саша счастливо рассмеялся, затормошил ее, такую маленькую и неуклюжую в этом одеянии. Раскрасневшаяся Наташа поцеловала его…
С Курилкой ему пришлось встретиться через несколько дней. Наташа не пришла в клуб, хотя и обещалась. Саша ждал ее, ходил скучный. Почему-то и пластинки в тот вечер играли грустные: о неразделенной любви, о разлуке — обо всем том, что волнует влюбленного до слез. Ах, как ему было тоскливо!
Зато в тот вечер сиял, как отполированный, Аркашка Сазонов: ему тоже удалось познакомиться с девушкой. Голова у нее была в светлых кудряшках, выделялся круглый выпуклый лоб, но хотелось смотреть на ее пуговичный нос, кончик которого был вздернут, в смешливые глаза — сам начинал незаметно улыбаться. Славная, видать, девчушка!
Аркашка торжественно представил:
— Вера! — Потер пальцами прыщеватую щеку, а потом самодовольно и глупо хмыкнул. — Ну вот, теперь у тебя Наташа, а у меня Вера.
Девушка засмеялась на его слова. Аркашка жестом властелина предложил Саше потанцевать с ней. И Саша пошел танцевать, хотя ему вовсе этого не хотелось.
Наташи все не было…
Он решил, что еще не поздно и можно зайти к ней домой. Поколебавшись, так и сделал.
Дверь ему открыла старая седая женщина с резкими морщинами на худощавом, с темной кожей лице. Не будь у нее в руках горящей папиросы, едва ли он признал бы Курилку, так она сильно изменилась.
— Прошу, молодой человек, — сказала она, пристально оглядывая Сашу.
Уже то, что смотрела она не зло, заставило его успокоиться.
— Спасибо, Анна Афанасьевна, — пробормотал он, краснея и чувствуя себя в душе все тем же ушастым учеником, который побаивается провиниться.
Наташа обрадовалась ему. Она приболела, хотя простудиться справедливее было бы Саше: после той первой встречи он пришел домой с окоченевшими ногами, насквозь промерзший. Наташа сидела у стола в углу, закутавшись в теплую шаль. Саша с нежностью смотрел на ее побледневшее лицо с потрескавшимися горячечными губами.
— Ты не обращай внимания, все уже прошло, — ласково сказала Наташа, заметив в его взгляде еще и сострадание.
Анна Афанасьевна подала чай, и вот за чаем Саша понял, почему Наташа ничего не знала об обитателях поповского дома: она родилась и жила в Воронеже, мать ее погибла в войну, одинокая Анна Афанасьевна взяла Наташу к себе.
Саша слушал Анну Афанасьевну и все возвращался к школьной поре, когда они считали учительницу злой и несправедливой. Или время меняет души людей, как и внешность? Сидела за столом добрая старушка, рассказывая, украдкой смахивала слезы. Ничего в ней не было от прежней учительницы.
— И досаждали же мы вам в школе, — вырвалось у него.
Анна Афанасьевна скупо улыбнулась и спросила, что ему приходится делать на заводе. А Саша покраснел от неловкости. «Зря напомнил ей о школе: неприятно вспоминать, иначе не перевела бы разговор на другое». Он был из тех чувствительных натур, у которых сразу портится настроение, если они вдруг почувствуют, что сделали или сказали не так. Он невнятно мямлит, что их небольшой участок изготовляет «просечки», начинает объяснять, что это такое, и совсем запутывается. «Видели — у школьного пера ближе к носику есть дырочка, так вот она просекается, ну, в общем, такое приспособление…»
Анна Афанасьевна согласно кивает, хотя для нее так и остается непонятным, как делается эта «дырочка» на школьном пере. А у Наташи искрятся смехом глаза, она с любопытством приглядывается к Саше и наслаждается его растерянностью — таким он ей нравится еще больше.
Читать дальше