Виктор Московкин - Золотые яблоки

— Мне что, — подтвердил Перевезенцев.

— Так и порешили, — согласился Колосницын. — Поддержку я тебе обещаю, коли так обернулось. А что с Забелиным будем делать? — Оглядел съежившегося Генку, усмехнулся: — Артист!.. От меня потребовали разобраться и сделать выводы. Да еще бумагу какую-то подписывал, подсунули: опровержение, вроде ноты иностранному государству.

Перевезенцев попросил:

— Переведите его ко мне, Михаил Иванович. Обещаю вам: сделаю настоящего экскаваторщика. Хватка у парня есть, чай, видели вчера?

Генка совсем съежился, ожидая ответа, а глаза — не моргнувшие ни разу глаза — подозрительно засветились, затекли слезинкой.

— Ладно, ладно, — заторопился Колосницын. — Идите. С завтрашнего дня… пусть работает.

Григорий и Генка вышли. В проходной комнате девушка-машинистка с любопытством осмотрела их, проводила взглядом до самой двери — наверное, все слышала.

— Молодец тот парень, Заболот, кажется, — сказал Григорий. — Находчивый. Люблю таких. Попадет ему теперь?

— Попадет, — вздохнул Генка. — Нота, — добавил он многозначительно, — вещь серьезная. Из-за этих нот войны бывают.

— Да, дела. Надо бы как-то сообщить его начальнику, что мы тут виноваты. Мы с толку его сбили.

Илья, помогавший плотникам разбирать опалубку, с тревогой посмотрел на подошедшего Генку.

— Ну как? — спросил он. — Зачем тебя вызывали? Я пришел, Першина говорит: «Генку вызвал прораб, нагоняй дает». Что тебе было?

— Ничего не было. Что я им… сел на экскаватор, попробовал, получается или нет… — и не удержался, радостно обхватил Илью, попытался уронить. — Перевели в экскаваторщики с завтрашнего дня.

— В ученики, Гена, — поправил Перевезенцев.

— Перевели в ученики к Григорию Ивановичу! — заорал Генка.

После работы все трое решили ехать в студию телевидения. Телевизионная мачта поднималась высоко над домами, и ее можно было увидеть с любого конца города. Добрались быстро. Открыв дверь, наткнулись на вахтера. Он расспросил, куда и зачем, направил к директору.

— Слушаю вас, — сказал директор, пожилой человек, круглый, как катышок, с пробивающейся розовой плешью. Он с любопытством осматривал их: посетители в рабочих спецовках — нечастые гости в кабинете.

— Извините, пошутили нескладно, — сказал Григорий, когда познакомились. — Начальству своему критику в такой форме преподнесли. — И постарался возможно короче объяснить, как все вышло.

Директор слушал, качал головой и что-то черкал на листке бумаги.

— Вы даже не представляете, как я рад вам, — сказал он, когда Григорий замолк. — И даже дело не в операторе — он свое получит. Рад, что подумали: плохо может быть человеку. Пришли бы вы или не пришли, ответ на опровержение давать надо. Но теперь-то я знаю, что ответить.

Он нажал кнопку в столе, и в дверях показалась кудрявая голова секретаря.

— Заболота ко мне.

Появился Заболот с куском пленки в руках, которую рассеянно накручивал на палец и раскручивал. Признав Перевезенцева и Генку, хмуро поздоровался.

— Благодари, что ребята такие, — сказал ему директор. — Иди работай. Да впредь не очень самовольничай.

Сказано было несколько грубо, но все же понятно, что никакого взыскания оператору не предстоит. Заболот это тоже понял и повеселел. Он повел гостей осматривать студию.

Пришли в огромный зал с рядами электроламп на потолке. На штативах стояли мощные прожекторы, висели на проводах микрофоны. Две телевизионные камеры на трехколесных тележках, от которых тянулись толстые провода, были придвинуты к стене. «Отсюда мы ведем передачи», — сказал Заболот, плотно прикрывая за собой дверь с красным фонарем, на котором было написано: «Тихо, идет передача».

Потом гости попали в отделение киносъемочной группы. Илья буквально прилип к проявочной машине, придирчиво осмотрел звукозаписывающий аппарат. «Это тебе не фотоателье!» — только и мог произнести он. Желая еще больше поразить ребят, Заболот шепнул киномеханику. Вскоре свет погас, и на белом полотне замелькали кадры, рассказывающие о строительстве в тридцатых годах большого шинного завода.

— Батюшки! — ужасался Генка. — А мы плачем — много ручной работы. Да здесь все делали руками, даже кирпич на носилках таскали.

— Носятся как, — заметил Перевезенцев, — полные носилки наложат и бегут. Здоровый народ был. Только что-то смешно бегают.

— Снимали тогда на шестнадцать кадров, — пояснил Заболот. — Шестнадцать кадров в секунду. А проекторы теперь на двадцать четыре. Все убыстряется. Люди ходят, а впечатление такое, что бегают.