Василий Смирнов - Открытие мира (Весь роман в одной книге)

В эту весну все сдвигается со своих мест, идет в рост. Совет уже накладывает свою хозяйскую руку на барские пахотные земли и лес. Свергаются старые боги. «А ты… видела, когда он за всех, бог?» — гневно восклицает набожный Василий Апостол, потерявший на войне всех сыновей. «За меня когда?.. Я не помню!» Шурка ощущает себя уже совсем большим; он мужает, когда внемлет смелым речам взрослых, «мужиков».

Бурное течение рисуемой художником жизни определяет и краски его палитры. Мастерски лепя своеобразные характеры крестьян, В. Смирнов все чаще сводит их в собирательный образ — «мужики» — многоголосый, противоречивый, но целостный. Другой подобный образ — коллектив — «мамки», детные крестьянки, всегда теперь присутствующие где‑то рядышком с «мужиками». И третья группа «ребятня» — чутко прислушивается к происходящему. Люди по мере нарастания революционной волны становятся в глазах Шурки народом — богатырем.

В этой обстановке пытливость «ребятни», тяга ее к познанию проявляются как изначальные черты народного интеллекта. Шурка и его сверстники открывают книгу с той же поэтической силой чувства, с какой переживают первую любовь; они ожидают первую выдачу книг в библиотеке как свершение лучшей своей мечты. Выразительно показывает автор поистине чудное мгновенье, когда деревенский подросток, в жизни не знавший ничего прекрасней гармони, впервые слышит рояль.

Духовные наследники Касьяна с Красивой Мечи, тургеневских «Певцов» стоят на пороге величайшего из мировых открытий — Октябрьской революции. В сознании будущих хозяев мира идет переоценка не только социальных, но и нравственных ценностей. Отсюда — сложность и противоречивость процесса самоопределения Шурки и его друзей в формирующейся революционной среде, отсюда — и особая «совестливость» ребят по отношению к людям, стремление к справедливому решению их участи.

Конечно, прав посланный в деревню большевиками старый питерщик: «Лютеет народ. Копит силу.» Но самой лютости этой нет в русском народном характере утверждает своим романом Василий Смирнов. Она возникает лишь как вынужденный ответ на непосильный гнет эксплуататоров. Народ копит силу для борьбы за свободу, человечность, счастье.

Новый жизненный материал «Весны Семнадцатого» определяет и новый стиль романа. Классически ясный, теперь он обретает особую напряженность. «Весна все торопилась, бежала, не оглядываясь…» Мамки сидели на сходке «поднебесные, с дальней слабой зарей на щеках…» Слушая беседу отца с военнопленным Францем о революции, «Шурка тонул и горел… в отрадном жутком пожаре» отцовских глаз, «захлебываясь наслажденьем, замирая, радуясь… и сам светился пламенем, все вокруг поджигая, как отец». И хочется сказать вслед за автором: «Да, нынче весной все было по — новому.» По — новому о весне Семнадцатого написал и Василий Смирнов.

З. КЕДРИНА

Уже после выхода в 1947 году первой книги романа Василия Смирнова «Открытие мира», стало очевидно — новый художественный мир с самобытными героями, нелегкими жизненными драмами, с незатихающей борьбой безземельных крестьян «за землю, за волю, за лучшую долю» возник в отечественной литературе. Ярославская земля, та сторона, о которой деревенские бабы в довоенном романе В. А. Смирнова «Сыновья» (1940) говорили: «наша сторона как раз для горюна — и вымучит и выучит», — вновь ожила под пером замечательного русского художника, пришла в движение, предстала в сложном борении сил.

Этот художественный мир не ошеломлял абсолютной новизной… Мы как будто «знали» его, предугадывали, что он будет именно таков! С ярославскими мужиками, идущими в Питер на заработки, — ведь давнее безземелье делает их легкими на подъем, смышлеными, именно «расторопными», как сказал еще Гоголь… С горькими бабьими посиделками в годину первой мировой войны. И наконец с подростками-«подсобляльщиками» мамок, рано — как некрасовский парнище — осознающими, что и у них в доме «семья-то большая, да два человека всего мужиков-то — отец мой, да я»… И конечно же, с Волгой-матушкой, великим откровением родной природы, истории, песни.

Но все ожидаемое читателем, предполагаемое им, обрело в романе «Открытие мира» такую ощутимую предметность, достоверность бытия, густоту красок, было согрето такой проникновенной любовью писателя, родившегося в 1905 году и выросшего на Волге, что произошло истинное чудо художнического подвига. Роман получил такую силу самостоятельного движения, живого роста и развития, что уже по нему, как по яркому документу времени, мы уточняем ныне представление о ярославской деревне в эпоху мировой войны и революции, о становлении характеров первых деревенских комсомольцев, ровесников Октября. «Все, все настоящее, взаправдашнее!» — так, словами одного из героев, хочется сказать о романе. И прав был К. Г. Паустовский, отметивший волшебную силу таланта писателя, подобного «живой воде», когда писал в 1948 году о героях романа и его авторе: «Ямщики, отходники-«питерцы», дети, старухи-сказочницы, затуманенные вечной заботой матери-крестьянки, нищие, богомольцы, ярмарочные торговцы, пастухи, прощелыги, подлинные деревенские поэты — рыболовы и охотники — такова эта разнообразная галерея людей… Писатель В. Смирнов — волгарь, ярославец. В этом слове «волгарь» для нас заложено многое — и луговые наши просторы, и величавое течение рек, и дым деревень, и леса, и Левитан, и Горький, и Языков, и Репин, и Чкалов, и Островский. Волга — это особый уголок нашей души».