Петр Сажин - Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень

Кирибеев остановился.

— Куда вы смотрите?!

Он накрыл портрет ладонью. Но тотчас отнял руку и, как бы стыдясь своей вспышки, сказал:

— А впрочем, смотрите. Это моя жена… То есть бывшая жена…

Он отошел от стола, набил трубку.

— Садитесь! Не обижайтесь, у меня дурной характер. Он приносит мне много неприятностей. Но это чепуха!.. Вы же не девочка, чтобы обижаться на такие вещи.

— Я вас позвал, чтобы сказать вам, вернее — попросить вас завтра посидеть у себя в каюте. Этот чудак Кнудсен считает, что, когда на борту пассажир, охота не удается.

— Но, капитан, — начал было я, — вы же разумный человек! Вы–то не верите в эту чушь?

— Не верю, профессор. Не верю! Но когда идет охота, хозяин на судне — гарпунер. Кроме того, не забывайте: Олаф Кнудсен — лучший китобой мира, и мы ему платим золотом не только за то, что он лучший китобой, но и за каждого убитого кита. Ну что вам стоит один день побыть в каюте? Вот когда он убьет первого кита, начинайте свое дело.

— Хорошо, — сказал я, — пусть будет так!

Кирибеев с облегчением вздохнул. Он, видимо, не ждал, что я сдамся так быстро.

— А вы славный малый, профессор. — Он улыбнулся. — Вы мне нравитесь. Я думаю, мы с вами поладим. Скажите, нет ли у вас…

Стук в дверь не дал ему докончить.

— Войдите! — крикнул он с досадой.

В дверях появился штурман Небылицын.

— Простите, — сказал он, смутившись. — Я помешал?

— Да! — ответил Кирибеев с откровенной грубостью.

— Простите еще раз, — сказал штурман с подчеркнутой мягкостью в голосе и плохо скрываемой неприязнью в глазах.

— В чем дело? — оборвал его Кирибеев.

— Надвигается густой туман, — сказал Небылицын, — и я хотел бы знать…

Кирибеев подошел к иллюминатору, рывком отдернул занавеску. Густой полосой туман стлался по воде и поднимался вверх, закрывая горизонт.

Туман на море даже у самого опытного моряка вызывает страх, ни с чем не сравнимый. Сколько кораблекрушений, морских трагедий произошло в то время, когда моряков настигал в море туман! Особенно страшен туман там, где много отмелей, подводных камней и островов. Каждый опытный моряк предпочтет свирепый шторм, когда от дикого ветра вода разбивается в пыль, туману.

Нужно было принять решение. Собственно, только два решения были возможны: либо укрыться в ближайшей бухте, если путь к ней еще не отрезан туманом, либо взять курс мористее, то есть пройти дальше в море, где нет мелей и островов. Третьего выхода не было. Это понимал даже я — человек, не искушенный в мореплавании.

Обувшись, капитан снял с крючка стеганку, сердито задернул занавеску и бросил нам:

— Ступайте! Я сейчас приду.

Мы вышли. Небылицын оглянулся и тихо, почти шепотом, заговорил:

— Черт знает, что он там думает! Сейчас нужно уходить дальше в море, иначе мы напоремся на остров Уташуд. Эх, если бы я был капитаном! Вы еще не знаете этого самодура. Он слывет за лучшего капитана Дальнего Востока, но это же миф. Пыль в глаза пускает. Вы человек новый… С виду здесь все как будто хорошо. Можно подумать, что матросы его обожают; но, случись несчастье, они первые бросят его. Да, да!.. Не смотрите на меня так!.. Этот деспот только и держится силой да панибратством, но его не любят, просто запуганы им. Старший механик — опытный моряк, он видал виды, и то не выходит из своей каюты, не любит и боится капитана…

— К чему вы это мне говорите? — спросил я с раздражением.

— Ну конечно, — воскликнул он, — я так и думал: он покорил и вас… Вы еще узнаете его.

Я не ответил.

— Вы думаете, — продолжал Небылицын, — что все это я говорю из зависти? Я не тщеславный человек. А вот он! Я сказал бы…

— Штурман! — раздался за нами бас Кирибеева. Небылицын мгновенно стал пунцовым.

— Потрудитесь подняться на мостик и приготовить курсовые карты.

Небылицын бросился выполнять приказание, а Кирибеев зло крикнул:

— Вахтенный!

— Есть вахтенный!

— Боцмана на мостик!

— Есть боцмана на мостик!

Кирибеев ушел на мостик, а я остался на палубе.

Разговор штурмана о капитане произвел на меня тяжелое впечатление. Но бог с ним, со штурманом!

Туман постепенно окутывал китобоец; он наплывал с северо–востока, заливая точно молоком весь горизонт. Свободным был лишь запад, хотя и там туман уже начинал ткать тонкую паутину. Поднявшись на мостик, Кирибеев сменил курс с северо–запада на запад, приказал приготовить два лота и назначить вахтенных. Он задумал рискованное предприятие — проскочить в ближнюю бухту. За руль встал боцман Чубенко.