Уильям Берроуз: Нагой обед

Когда я говорю, что не помню как написал Нагой Обед, это, разумеется, преувеличение, и не следует забывать, что у памяти есть различные области. Мусор – болеутоляющее средство, он убивает также и боль, и удовольствие, внутренне присущие осознанию. В то время, как фактическая память наркомана может быть довольно точна и обширна, его эмоциональная память может оказаться скудна и, как в случае с тяжелой формой пристрастия, приближаться к аффективному нулю.

Когда я говорю: «вирус мусора представляет сегодня проблему здравоохранения номер один в мире», я имею в виду не только действительные болезнетворные воздействия опиатов на здоровье индивида (которые при контролируемой дозировке могут быть минимальны), а и истерию, которую зачастую употребление наркотиков разжигает в группах населения, уже подготовленных средствами массовой информации и службами по борьбе с наркотиками к истерической реакции.

Проблема мусора в ее теперешнем виде началась с принятия Соединенными Штатами в 1914 году Акта Гаррисона О Наркотиках. Антинаркотическая истерия распространилась сейчас по всему миру и представляет собой смертельную угрозу для личных свобод и должной защиты закона где бы то ни было.

– Уильям С. Берроуз

Октябрь 1991

Чувствую стремнина крутеет, вон они там задрыгались, готовят серики свои дьявольские для стукачиков своих, замурлыкали над ложечкой и пипеткой что я скинул на станции Вашингтон-Сквер, перемахиваю через турникет и два пролета вниз по железной лестнице, еле успеваю на поезд А на окраину… Молодой, смазливый, стриженный ежиком фрукт типа рекламного спеца с престижным универом за плечами, придерживает мне дверь. Очевидно, я отвечаю его представлениям о народном характере. Знаете таких субъектов что вечно подтусовываются с барменами и таксистами, рассуждая о хуках справа и Доджерах и запанибрата с продавцом из Недика. Жопа с ручкой, в общем. Как раз в этот момент тот душман в белом пыльнике (только представьте себе – следить за кем-нибудь в белом пыльнике, за педака проканать пытаясь, я полагаю) вылетает на платформу. Я уже представляю себе, каким тоном он говорит, держа мою аптеку в левой руке, а правой мацая пушку: «Мне кажется, вы что-то уронили, приятель».

Но подземка уже поехала.

«Пока, топтун!» ору я, радуя сердце фрукта дешевым понтом. Заглядываю фрукту в глаза, подсекаю белые зубы, флоридский загар, вискозный костюмчик с лоском за двести долларов, застегнутую наглухо рубашечку от Братьев Брукс и Ньюс под мышкой для реквизита. «А я читаю только Малыша Абнера.»

Квадрат желает схилять за хипа… Лепечет что-то про «план», покуривает сам время от времени, в доме держит небольшую заначку – угощать угорелых из Голливуда.

«Спасибо, пацан,» отвечаю я, «я уже вижу, что ты наш.» Его лицо расцветает как игральный автомат – глупо, розово.

«Закозлил он меня, точно,» угрюмо продолжаю я. (Примечание: Закозлить на жаргоне английских воров означает донести) Я придвинулся поближе и уцепился своими липкими от пластилина пальцами за его вискозный рукав. «А мы с тобой кровные братья по грязной игле. Могу тебе по секрету сказать, ему горячая шпиганка светит. (Примечание: Это колпачок ядовитого ширева, который толкают наркоману, если его надо устранить. Часто дается стукачам. Обычно горячее ширево – это стрихнин, поскольку на вкус и на вид похож на шмаль)

«Видел когда-нибудь, как горячее ширево торкает, пацан? Я видел, как его Кандыба схавал в Фильке. Мы ему в комнату поставили зеркало одностороннее и посадили хозяина наблюдать с другой стороны. Он даже иголку из вены вытащить не успел. Обычное дело, если шмаль нормальная. Их так и находят потом – в машинке полно сгустков крови, сама в посиневшей руке торчит. И в глазах взгляд такой, когда его шарахает – цимес просто, Пацан, доложу я тебе…

«Помнишь, ездил я с Линчевателем, лучшим Ломщиком в нашем деле. Ну, в Чи еще… Раскручиваем мы это педиков в Линкольн-Парке. И вот однажды вечером Линчеватель заявляется на работу в ковбойских сапогах и черной жилетке с офигенной бляхой а через плечо еще и лассо болтается.

«Я ему грю: «Чего это с тобой? Уже с дуба рухнул?»

«А он на меня смотрит и отвечает: «Грабли не топырь, незнакомец» и выуживает старый ржавый шестизарядник и тут я задаю деру через весь Линкольн-Парк, а вокруг только пули рассекают. Он же успел троих пидаров вздернуть, пока его менты не повязали. Я в смысле, что Линчеватель свою кликуху правильно заслужил…