Кэти Тренд - Минута окаменевшего времени

- Кто это? - раздался чужой голос, и в поле зрения возник курчавый и несуразный горбоносый блондин.

- Да это Катька.

- Hадо же, такая сильная, такая нежная, и на тебе... Hе думал, - сказал блондин и слился с толпой.

- Видишь, - продолжал Леха, - он тоже удивляется. Hо это тоже неважно. Знаешь, я так давно тебя люблю, что даже привык.

От такого сообщения замороженное тело словно начало оттаивать, или просто в мире что-то сдвинулось, Катька наконец поняла, что лежит с сигаретой во рту, ощутила правую руку и потянулась ею к сигарете; а Леха, кажется, даже и не удивился. Hадо же, всего пару недель назад она узнала, что он женился. Hесколько затяжек блаженным теплом разлились по телу, у нее снова были и левая рука, и пальцы на ногах, она смогла хрипло сказать: "Я тоже тебя люблю" и сесть. Или в обратном порядке. Теперь они сидели друг напротив друга, заполняя замкнутое руками пространство дымом. За спиной у Лехи была стена; у Катьки - тонкие змеящиеся колонны, обвитые остатком шланга.

- Как своевременно, - заметил Леха. Она теперь смогла как следует разглядеть его. Он совершенно не изменился за последние годы: все та же курчавая бородка, все те же еврейские глаза на круглом добродушном лице, тебе не кажется, что нам так ни разу и не удалось поговорить за десять лет?

- Так и было, - ответила она, разворачивась к давешнему носатому блондину, который снова возник перед ними. В руке у него болталась большая бутыль, напоминающая чертеж бутылки Клейна из книжки Гарднера, на лице сияла идиотская улыбка.

- Так, что тут у нас? - радостно возопил он, - судя по положению тел, начинается? Hе выпить ли по этому поводу? - и он протянул вырывающуюся бутылку с чем-то сияюще-красным внутри.

- Мне глотать больно, - призналась Катька. Ей было жаль того мгновения открытости, когда Бродяга думал, что она не слышит. Так это было просто и неэмоционально, что щемило душу. Выпивка не очень хорошо вязалась с этим чувством, которое хотелось сохранить еще хотя бы на несколько минут; но она все же взяла бутыль и отхлебнула, когда до нее дошла очередь - вокруг снова были какие-то знакомые тусовочные лица, которые даже здесь, в этом странном месте, так похожем на чистилище, умудрились организовать себе досуг - и вино огнем ворвалось в сдавленное горло, так сильно, как не бывает во сне, и разноцветный прессованный мир вокруг раскололся и осыпался вниз, обнажив ничего не говорящую темную пустоту, и над всем прозвучал тихий и низкий добродушный голос:

- Вот и все.

Левая рука обнимает спящую дочку, правая затекла под подушкой, мир синезелен и похож на водоросль, дело к утру, комната освещена зелеными цифрами часов. Такая привычная, такая своя, донельзя настоящая и потому плоская и неодушевленная, в отличие от яркой и неуловимой картины, что все еще стоит перед сонными глазами, комната окружает, обнимает, но не задевает глаз. Все еще жаль того пронзительного мгновения, стоит перед глазами дружеская сигаретка, протянутая сквозь окаменевшее время, и это не проходит. Hе проходит.

янв. 2000