Глеб Успенский - Квитанция

Чем я виновата? Всем можно родить, а мне нельзя? Гадкий какой дурак, бессовестный!.. Теперь и не найтить моего мальчика!.. Ах, милый мой! Голубчик мой! Пойдемте, ради бога, скорее!

До самого вокзала она неслась как ветер, и платок поминутно мелькал около ее лица.

- Опоздали? - впопыхах спросили мы у татарина в буфете, сказав, зачем мы пришли.

- Да, - проговорил он, поглядев на круглые часы, - сейчас уйдет!

- Что ж? - сказал я, - теперь уж, право, нечего!..

Она стояла неподвижно. Я взял ее под локоть, привел к скамейке и посадил. Она отвернулась от меня, как-то перевесилась через ручку деревянного дивана и молча, не говоря ни слова, предалась своему безграничному горю. Туго застегнутый, "аккуратный" хозяйский дипломат дрожал под истерическим дрожанием всего ее тела.

- Голубчик! - чуть-чуть шептала она... - Прощай! Прощай, ангельчик мой!

И будто поцелуи слышались тихие...

Я сидел около нее недвижно и боялся дохнуть.

III

Помню, что она ушла с опухшим лицом, но не забыла задернуть его кусочком вуальки и вообще постаралась принять, насколько в ней хватало силы, обычный вид белошвейки, опять тип той самой, которую всякий видит в толпе с коробкой в руках.

- Ой, - сказала она сиплым шепотом, взглянув на часы, - одиннадцатый! Теперь полковница меня съест! Уж давно надо было быть! Ах, боже мой...

Толпа, схлынувшая с почтового поезда, поглотила ее "фигурку", ставшую опять "аккуратной"... Я просидел еще довольно долго, не смел тронуться с места под впечатлением чего-то ужасного. Наконец я встал со скамейки и пошел.

- Господин! - остановил меня сторож с бляхой. - Вот бумажку обронили!

Я взял бумажку: это была квитанция на принятие ребенка белошвейки.

А ведь она как целовала эту квитанцию-то! И теперь у нее ничего не осталось. Она опять должна девяносто девять частей жизни посвятить работе на хозяйку, заботам о полковнице, которая "выходит из себя", если на ней дурно "сидит", огорченью за неуспех этих полковниц из-за туалета, скорби хозяйки о недостатке средств на игру в карты - и только сотую часть своему материнскому делу, чувству, обязанности.

Так вот какие иногда многосложные вещи таятся в статистических дробях! Думаешь, думаешь над этими ноликами, делаешь разные вычисления, а нежданная слеза возьмет да все и запачкает!