Глеб Успенский: Заграничный дневник провинциала

Загораживает (буквально ведь) дорогу обеими руками какого-то солдата: отдай ей, республике, мои сигары! На, матушка, подавись моим добром, s'"il" v"ous" р"lаit"! [Пожалуйста (франц.).] Эта удивительная цивилизация сумела так зарекомендовать человека перед человеком, что... подите-ка вот, например, попроситесь ночевать к вашему соседу, - часа этак в два ночи, пустит ли он вас? Нет, не пустит; он боится, что его "ограбят"... Подите-ка потом, попробуйте просто на улице провести ночь (так как никто не пустит, если пе заплатить), - позволят ли сделать это? Нет, сгонят с мостовой, сгонят с тротуара, с тротуарной скамейки... да и скамейки-то на улицах тоже только в одном Париже; на всем земном шаре только здесь, слава тебе, господи, - додумались, что если человек устал (и очень можно устать от благодеяний этой цивилизации), - так надо ему где-нибудь сесть и отдохнуть... Кроме Парижа - нигде этого нет.

Сел - сгонят; стал - "чего стоишь?"

- Меня, друг ты мой любезный, - рассказывал мне извозчик, - один городовой, так веришь ли, как есть из всей улицы выбил...

- Как так из всей?

- Так вот и вышиб вон из всей улицы. Стану так - "пошел прочь"... Перееду на угол - "чего стоишь?" Подвинусь подальше - нагонит, - "ишь нашел место!" Вышибает вон - да и на поди... Бился, бился я, - так из всей Покровки и вышиб, как есть начисто вылущил из всей улицы!..

Да то ли еще придумано: ни с того ни с сего вдруг запрут целое море, и если, наконец, пустят какой-нибудь пароходишко, так не иначе, как после страшной драки, притом денег изведут - тьмы тем, людей перебьют - видимо, невидимо... Не дают ни сесть отдохнуть, не дают ни пить, ни есть (сочтите, сколько ежедневно умирает с голоду на всем земном шаре), - и все-таки кругом виноват!.. А главное - подо все это подведены принципы разные законы, и, что самое главное, никто не знает, зачем все это (то есть принципы и законы) подведено... Спросите-ка попробуйте хоть у г. Мак-Магона, - зачем это он у меня отнял сигары и куда их дел?.. Ведь, наверно, он отопрется от этого... J'y suis, j'y reste [Так было и так будет (франц. поговорка).] - только всего и будет вместо сигар-то...

а сигар все-таки мне не видать, как своих ушей, и где они - известно единому богу. Нет, решил я, - непременно надобно что-нибудь переделать во всей этой бестолковщине. Если уж нельзя совсем отдать назад принадлежащие мне сигары, то нельзя ли хоть сказать мне, каков у них вкус? Если уж нельзя совсем перестроить эту неудобную, закопченную нору, то побелить ее, подновить - решительно необходимо.

Убедившись в необходимости такой ремонтировки, я, придя домой, принялся за чтение французских газет с целью найти что-нибудь, что убедило бы меня, что ремонтировка эта уже идет и что мысль моя, стало быть, верна.

Теперь, думал я, наконец-таки установилась республика, - и разумеется, ее первая обязанность - похлопотать, чтобы человечеству, хоть только французскому, было поудобнее жить на свете.

"В 1844 г., - читаю я, - белого духовенства (clerqe seculier) было во Франции 41 619 человек (священников). В 1872 г. их стало уже 52 148 человек. Прибавилось на 10 529 человек. Монахинь в 1844 г.

считалось во Франции около 25 тысяч, г в 1872 г. их набралось уже 84 300. Прибавив к этим цифр-тм 32 102 монаха, получим сумму в 149 550 человек, причем окажется, что с 1844 г. по 1872 г. духовенства увеличилось на 69 тысяч 529 чел., в том числе одних женщин прибыло 59 000 (Manuel du clroit public ecclesiastique frangais, M. Dupin.) [Руководство французского общественного церковного права.

М. Дюпен (франц.).] "Что же касается размеров материальных средств духовенства, то о них можно судить по размерам его расходов, о которых в книге Блока "La statistiqtic de la France" [Статистика Франции (франц.).] находится следующие цифры: "В 1820 расходу было - 24061 399, в 1832 - 33 049 361, в 1851 - 40083947, а в 1873 расходу уже 52261 595 франков".

Читаю я это и думаю: "Недурно! Эти люди, очевидно, делают дело и умеют делать его. В тридцать лет они увеличивают свою корпорацию почти вдвое, а в пятьдесят лет умеют увеличить свои доходы в два с половиною раза. Нет кнкакого сомнения, что они работают, да и не только работают, а дают в своих монастырях прибежище массе женщин, очевидно оставшихся на свете одинокими благодаря войне 1870 - 1871 годов, (Иначе невозможно объяснить такой наплыв в 1872 году женщин в монастыри.) Такой успех партии, с которой просвещенному человеку почти обязательно вести войну, - заставил меня тотчас же обратить внимание на успехи, какие сделал сам этот просвещенный человек.

В войну 1870 - 1871 годов просвещенный человек (хотя и не теперешний) ухлопал двести тысяч человек, некоторая часть вдов подобрана монастырями, духовенством. Затем из дебатов об амнистии видно, что теперешний, уже просвещенный человек в самом начале своей деятельности устранил из обращения более пятидесяти тысяч человек - тридцать три тысячи изгнал и, заковав в цепи, разослал в Нумею, Новую Каледонию, Кайенну, а семнадцать тысяч с лишком расстрелял; еще некоторая ччсть вдов подобрана духовенством и монастырями. Увеличивая ряды своего противника, хлопочет ли просвещенный человек о том, чтобы на будущее время не пришлось ему вновь устранять из обращения собственных своих граждан, представителем которых он служит к от которых получает за эту службу вознаграждение? Нет! Не только не старается, - а как бы стремится ожесточить против себя собственную свою партию. Вот пример. Несколько времени тому назад в газетах печаталось объявление о так называемом Fete du travail [Празднике труда (франи ).]. Праздник этот состоял в том, что парижские мастеровые решились уступить вознаграждение одного рабочего дня в пользу делегатов от рабочих обществ, отправляющихся на Филадельфийскую выставку. Этот день даровой работы и назван праздником. Необходимость такой жертвы со стороны рабочего человека в пользу своих братьев рабочих объясняется удивительно остроумным поведением вышеупомянутого просвещенного человека. Мысль об отправке рабочих на Филадельфийскую выставку пробудилась в рабочих синдикатах Парижа и мотивировалась самым основательным доводом. Член общества переплетчиков Винена, избранный этим обществом в делегаты, вот как изложил эти доводы перед своими избирателями: "Я уже имел случай и прежде путешествовать по Англии и Бельгии, и уж не раз приходилось задуматься о том, чего заслуживают рассказы о благосостоянии рабочих, существующем в каких-то отдаленных странах. Преимущества положения бельгийских рабочих, превознесенные нам несколько лет тому назад точь-в-точь так, как теперь превозносят нам положение рабочего в Америке, оказались, по моим наблюдениям, чистыми бреднями, существующими только в воображении их сочинителей.