Леонид Бородин - Гологор

- Ну, откуда! Ты же знаешь, я второй месяц из тайги не выхожу.

Селиванов вздохнул. И Сергею самому досадно стало, что у него ничего нет.

- Вылечиться-то, оно быстро можно, - продолжал Селиванов. - К примеру, чайку бы с малиновым вареньем! Да где его взять...

- А с черничным? - машинально спросил Сергей, и как будто что-то кольнуло в сердце...

- Черничное - это не то. Но все равно с пользой было бы.

- Будет польза, думаешь? - спросил Сергей.

- Ну, а как же! Варенье любое есть лекарство.

- Будет тебе лекарство, Селиваныч! Через два часа. Отличное черничное варенье!

Селиванов аж на нарах поднялся.

- Никак переть к себе хочешь!

И, увидев, что Сергей действительно собирается уходить, закричал:

- Да ты что, спятил, парень! В такую погоду ночью за вареньем! Да на хрен оно нужно!

- Не ори! Лежи спокойно. Смотри за печкой. Через два часа я приду.

Только Сергей захлопнул за собой дверь зимовья, как вся тайга вдруг осветилась мгновенно и над головой трахнуло, как треснуло. Ему понадобилось некоторое время, чтобы всмотреться в темноту и сделать первые шаги. Ливень обрушился на него, но ничем не удивил. Он давно уже был мокрый.

Сергей шел так быстро, как никогда не ходил. И удивительно! Снова не было никаких мыслей, был автоматизм, успокаивающий и облегчающий. Была цель - черничное варенье! И если бы для достижения этой цели ему сейчас потребовалось бы перевалить через хребет, или переплыть реку, или проползти на брюхе по болоту, короче, что бы сейчас ни потребовалось, сколько бы от него ни потребовалось, он бы все преодолел, потому что у него была цель. Как же это легко и прекрасно, когда есть перед тобой выполнимая цель! Как легко было бы жить, если бы только приносить людям черничное варенье!

Снова молния. Снова гром. И вдруг мысль: а что, если его нет там, на чердаке, этого черничного варенья? Вдруг Татьяна ошиблась! На Сергея напал страх. И он уже не шел, а почти бежал, спотыкаясь и балансируя на скользкой тропе. Дыхание перешло всякие границы, закололо в боку, заныло ушибленное колено.

А гроза разошлась. Все кругом сверкало, трещало, грохотало. Как будто хохотало над ним, ничтожной букашкой, ползущей по тайге и воображающей, что бежит, что он есть нечто большее, чем букашка, что он что-то может и уважать его должно за это... А за что? За банку черничного варенья для человека, которому оно - как мертвому припарки!

Не заходя в зимовье, Сергей сразу полез на чердак и дрожащими руками начал ощупывать всякое барахло, которое там скопилось. Попадались под руки старые гильзы, какие-то шкурки, коробки, тряпки, просто щепки, ведро, поломанная лампа... но вот, в уголке, вот она, эта банка, бережно завернутая в целлофан! Вот она у него в руке. Литровая банка черничного варенья, тяжелая, потому что полная... его там много, больше килограмма! Оно есть!

Сергей спрыгнул на землю с банкой в руках. Раздумывал, затем расстегнул промокшую куртку и начал заталкивать банку во внутренний карман. Карман был большой, но банка лезла с трудом. Он все же пристроил ее там и, не прикасаясь к двери своего зимовья, тотчас же зашагал назад.

Подумать только! Ему тридцать лет, он здоров, силен и вынослив. Сделайте так, чтобы всю жизнь носить людям черничное варенье, но сделайте еще и так, чтобы не знать о другом, которое тоже нужно делать и не делать нельзя! Сделайте так, чтобы смысл каждого шага, каждого слова был ясным и однозначным! Сделайте так, чтобы тропа каждого пересекалась с другой лишь под прямым углом, чтобы не блуждать и другому поперек не встречаться! Сделайте так, чтобы эхо не путало голоса заблудившихся и тех, кто просто привык глотку драть для самоуважения! Сделайте так, чтобы если протянул руку, то был уверен, что встретишь руку же, а не щупальце! Сделайте так! И не будет в мире более добросовестного работяги, чем он, неудавшийся ученый, неудавшийся муж, неудавшийся таежник!

Сделайте еще и так, чтобы, когда молния сверкнет, а потом погаснет, тропа не исчезала из-под ног!

Молния сверкнула и погасла. Сергей сделал шаг и оступился. Со всего хода рухнул вниз, грудью на корни кедра. Ружье ударило по голове, в груди хрустнуло. То ли снова молния, то ли искры из глаз. Он поднялся и схватился за грудь. Банки не было. Он сунул руку и наткнулся ладонью на что-то острое. В кармане была мешанина острого и липкого. Банка превратилась в осколки. Он снял куртку, подержал в руках, швырнул в сторону. Все! Вот теперь он действительно съел свой последний бублик. Все! Он сыт.