Леонид Бородин - Гологор

Усталость Катя почувствовала почти тогда же, когда Сашка громко и торжественно возвестил: "Пришли!" Однако это лишь означало, что они дошли до места брода. После переправы по плану был "перекус с дремотой", то есть хороший отдых.

Тропа из-под ног, изогнувшись, сползла в воду и там, в камнях, даже намеком не угадывалась. Речка здесь была шире обычного, а течение вовсе не казалось тише, так же валуны торчали из воды на каждом метре, но пенистых водоворотов почти не было. Глубину же на глаз определить было невозможно.

Сашка стоял спиной к Кате, и она не могла видеть, что он улыбается. А он вспоминал, как всего лишь двое суток назад мечтал перенести Катю через эту речку и какой глупой и несбыточной казалась ему тогда эта мечта! Конечно, было бы красиво перенести ее на руках, и сейчас был уверен, что сможет, но сейчас была не мечта, а действительность, и он не мог позволить себе лишний риск. Нести на руках - значит не видеть дороги. А здесь, как в болоте. Не тот шаг влево, сломаешь ногу в камнях, вправо - собьет потоком. Переносить на спине - не ахти как романтично, но придется именно так.

Обычно он снимал брюки, на босу ногу надевал сапоги, чтобы не поранить ноги о камни, и брел. Но у него не было плавок, а предстать перед Катей в длинных, безобразных трусах не решился. Потому только носки снял, чтобы зря не сушить.

Когда Катины руки свились кольцом на его шее, он никак не мог поверить, что она только держится за него, а не обнимает, так мягко и осторожно было это вынужденное объятие. Он подхватил ее под коленки и шагнул в воду. Ноги не хлестнуло холодом, когда вода поднялась выше колен, течение не ощущалось вовсе, сапоги не скользили по камням, брызги не слепили глаза - ничего не чувствовал, шел как по воздуху, но голова кружилась оттого, что ее дыхание было на его щеке, ее грудь касалась спины, и спина радостно стонала от этого прикосновения. Хотелось свернуть и идти по течению или против него, но чтобы долго и далеко! Когда же дошел до середины, река вернула его к реальности. Он был уже по пояс мокрый, и рюкзак, что приспособил на груди, тоже стал касаться воды. Шел осторожнее, чтобы не создавать волны, тщательно выщупывая каждый шаг. Прошел в два раза медленнее обычного, но ни разу не заскользил, не пошатнулся, не оступился. Когда вышли на берег, оказалось, что Катя тоже почти по пояс мокрая. Сашка был горд, что проявил предусмотрительность, захватив запасную одежду. Они разошлись по разным кустам.

У Сашкиных колен уже костер задымился, когда показалась Катя. А показалась она как фея! Сзади схваченные ленточкой волосы ее спадали на плечи и терялись в расцветке кофточки, а солнце за ее спиной просвечивало и подсвечивало их, они искрились и переливались искрами, когда она встряхивала головой или чуть наклонялась, пробираясь меж камней и кустов.

Лишь самую малость смутилась она, встретившись с откровенной влюбленностью Сашкиного взгляда. Она уже почти забыла, как хорошо нравиться, и сейчас заново испытывала радость этого чувства, ей хотелось быть не просто красивой, но ослепительной, неотразимой и чтобы это было надолго! И она старалась не думать о том, что "надолго" не бывает, ей казалось, что если сильно захотеть, то она сможет навсегда сохранить обалделость Сашкиного взгляда, надо только захотеть, надо быть бдительной, не расслабляться и не в зеркало смотреться, а в эти добрые, влюбленные глаза, которые всегда подскажут ей нужный прием, нужное слово, нужный жест, одежду и прическу.

Но вот в его глазах появилась тревога и напряжение, и ей подсказало чутье, что надо упрощать ситуацию.

- Есть хочу, как волк! - весело сказала она, и Сашка очнулся и засуетился.

Вода в котелке закипела. Сашка заварил чай, дал выстояться, потом разлил по кружкам. Катя нарезала ломтиками хлеб и вареное мясо, разложила бутербродами, и, не переставая говорить о всяких пустяках, они позавтракали, уложили оставшееся в рюкзак, залили костер.

- Полчаса посидим и двинем!

По первоначальному плану они должны были ночевать у Сергея с Таней. Теперь же надо было идти до селивановского зимовья, еще семь километров, и отдых сокращался. На базу они должны попасть завтра часов в девять. Ночевать у Селиванова не очень интересно, но в Сергеевом зимовье Сашка боялся оставаться с Катей на ночь. Боялся, как дурной приметы.

- Ты про Оболенского хотел рассказать! - напомнила она.

Сашка заулыбался, замялся, не зная, с чего начать.

- Понимаешь, в хороших промхозах охотникам дают карабины и мелкокалиберки. А у нас шарашкина контора. С двухстволкой много ли наохотишься. Мы достаем себе стволы, ну, то есть ружья какие надо, всякими незаконными путями. Прячем их от лесников. Вот Селиванов раздобыл пятизарядную мелкокалиберку. Она легкая и маленькая, как воздушка в тире. Как-то пришел он к нам на базу, а тут Оболенский трактор за дровами пригнал. Оболенский, он же лопух, в стволах ничего не смыслит, вроде Мони нашего. Увидел мелкашку у деда, попросил посмотреть. Селиванов посмотреть-то дал, но решил на всякий случай подстраховаться, чтобы Оболенский где-нибудь чего лишнего не сказал. "Дерьмо, говорит, а не ружье, плюется, а не стреляет, выброшу! Какая сила, говорит, может быть у такой игрушки - палец заткнешь, пуля не вылетает!"