Алексей Варламов - Лох

-- Мне теперь эти деньги не нужны, -- сказал он с нежностью и печалью в голосе.

-- Да брось ты! -- возразил Лева.-- Сейчас не нужны, потом потребуются -- не век же ты собрался здесь торчать. Или, хочешь, давай церковь здесь построим.

-- Поздно уже. Лева,-- проговорил Тезкин тихо.

-- Что поздно? -- не понял Голдовский.

Разговор этот происходил в Рождественскую ночь. Западные профессора -это была очень серьезная группа из Германии. -- напившись водки и томимые своими западными снами, мирно почивали на русской печи, а друзья вышли на улицу, где в безумной красоте сияли над землею звезды и среди них та первая, что возвестила о рождении Младенца.

На Голдовского вдруг накатило удивительное состояние покоя и благодарности к этой ночи. небу над их головами и застывшей подо льдом, но шумевшей на перекатах речке Березайке. Ему захотелось сказать Тезкину что-то очень теплое, и он стал сбивчиво, как очень давно, говорить, что они, слава Богу, вовремя родились, они, два щенка из трущоб Пролетарского района, битые-перебитые интеллигентские дети, что сейчас, конечно, много всякой пены, грязи, мерзостей, но главное -- есть личная свобода, что он счастлив тем, что у него есть семья, есть друг и любимое дело в жизни и что Тезкин научил его самому главному -- рассчитывать лишь на себя, не пробиваться наверх, на чужие вершины, а находить собственные. И что он, Тезкин, может быть, и сам не знает, как много он для него' значит, он сделает для него все, чего бы тот ни попросил, он сумеет отплатить добром, и еще настанет день, когда они увидят небо в алмазах,-- они построят новую жизнь, которую мечтали, но не смогли построить их отцы.

Тезкин слушал не перебивая, но, когда Лева умолк, негромко сказал:

-- Все напрасно, брат.

-- Почему? -- снова не понял Голдовский.

-- Потому что уже настали последние времена.

-- Конец света, что ли, грядет? -- спросил гость игриво и безмятежно.

-- Да,--произнес хозяин.

-- Саня, милый, -- засмеялся Голдовский, -- то-то я смотрю, ты сам на себя не похож. Конец света уже столько раз объявляли и он столько раз не наступал, что, ей-Богу, скучно об этом говорить, а тем более в такую ночь. Пойдем-ка лучше выпьем водки и ляжем спать.

-- Он не наступал,-- проговорил Тезкин замогильным голосом,-- потому что недоставало всех примет. Но теперь они уже явлены, и антихрист живет среди людей.

Голдовский вздрогнул.

-- Ну и когда же наступит твой конец света? Или, быть может, это произойдет, как в том анекдоте, в одной отдельно взятой стране? -- Он хотел спросить насмешливо, но получилось нервически, и звезды, почудилось ему, замерцали тревожно и грозно.

-- Это произойдет ровно через три месяца, весною, и Пасха в этот год не наступит.

-- Саша,--сказал Голдовский сердито,--я понимаю, что смутные времена порождают массу лживых прорицателей и шаманов, но видеть тебя среди них -это, извини, какая-то глупость.

Он сухо попрощался и ушел спать. Ночь сразу же потеряла для него все очарование, и удовольствие от поездки оказалось напрочь испорченным, ибо, сколь ни было нелепым это заявление, слишком большую власть имел над Голдовским Тезкин и просто так отмахнуться от него Лева не мог.

Сон оставил его, и до утра он со страхом слушал, как воет поднявшийся за окном ветер и наносит на дорогах сугробы. Неслыханная тоска, сродни той, что испытал он в раннем детстве, впервые узнав, что люди умирают, снова сковала его душу, и он почувствовал себя растерянным и беззащитным, точно исчез порожек, за которым находился дом, и остался лишь мир, подвластный ветру и неведомой злой воле. "Все это наши глупые российские штучки, без которых мы никак не можем обойтись. Но лучше б ничего этого он мне не говорил",--подумал Голдовский, и спокойно раскинувшиеся во сне, не ведавшие страха клиенты вызвали у него зависть и неприязнь.

5

Впрочем, когда Лева вернулся в Москву и снова погрузился в свои дела, страхи его мало-помалу рассеялись. Вокруг была обычная жизнь, ни о каком конце света никто не говорил. Приходили люди, работали факсы, заключались новые контракты на несколько месяцев вперед, на его счета переводили деньги, и предположить, что с этим устойчивым и непоколебимым миром может что-то стрястись,--для этого надо было иметь слишком богатое воображение. Голдовский успокоился и лишь пожалел своего бедного друга: как бы тот совсем не свихнулся в лесной глуши от умственного напряжения и одиночества. Но на всякий случай приостановил до апреля поездки в Хорошую, ибо не желал рисковать репутацией фирмы и подвергать себя новым душевным потрясениям.