В Вересаев - Пушкин в жизни

В. Ф. ЩЕРБАКОВ. Из заметок о пребывании Пушкина в Москве. Собр. соч.

Пушкина, ред. Ефремова, 1905, т. VIII, стр. 111.

Я часто видаю Александра Пушкина: он бесподобен, когда не напускает на себя дури.

А. А. МУХАНОВ -- Н. А. МУХАНОВУ, 16 марта 1827 г., из Москвы. Щукинский

Сборник, IV, 127.

Судя по всему, что я слышал и видел, Пушкин здесь на розах. Его знает весь город, все им интересуются, отличнейшая молодежь собирается к нему, как древле к великому Аруэту собирались все имевшие немного здравого смыслу в голове. Со всем тем, Пушкин скучает! Так он мне сам сказал... Пушкин очень переменился и наружностью: страшные черные бакенбарды придали лицу его какое-то чертовское выражение; впрочем, он все тот же, -- так же жив, скор и по-прежнему в одну минуту переходит от веселости и смеха к задумчивости и размышлению.

П. Л. ЯКОВЛЕВ -- А. Е. ИЗМАЙЛОВУ, 21 марта 1827 г., из Москвы. Сборник

памяти Л. Н. Майкова. СПб., 1902, стр. 249.

В 1827 г., когда мы издавали "Московский Вестник", Пушкин дал мне напечатать эпиграмму: "Лук звенит" (на А. Н. Муравьева). Встретясь со мною через два дня по выходе книжки, он сказал мне: "А как бы нам не поплатиться за эпиграмму". -- Почему? -- "Я имею предсказание, что должен умереть от белого человека или от белой лошади. Муравьев может вызвать меня на дуэль, а он не только белый человек, но и лошадь".

М. П. ПОГОДИН. Рус. Арх., 1870, стр. 1947.

В 1827 году Пушкин учил меня боксировать по-английски, и я так пристрастился к этому упражнению, что на детских балах вызывал желающих и нежелающих боксировать, последних вызывал даже действием во время самых танцев. Всеобщее негодование не могло поколебать во мне сознания поэтического геройства, из рук в руки переданного мне поэтом-героем Пушкиным. Последствия геройства были, однако, для меня тягостны: меня перестали возить на семейные праздники.

Пушкин научил меня еще и другой игре.

Мать моя запрещала мне даже касаться карт, опасаясь развития в будущем наследственной страсти к игре. Пушкин во время моей болезни научил меня играть в дурачки, употребив для того визитные карточки, накопившиеся в новый 1827 год. Тузы, короли, дамы и валеты козырные определялись Пушкиным, значение остальных не было определенно, и эта-то неопределенность и составляла всю потеху: завязывались споры, чья визитная карточка бьет ходы противника. Мои настойчивые споры и цитаты в пользу Первенства попавшихся в мои руки козырей потешали Пушкина, как ребенка. Эти непедагогические забавы поэта объясняются его всегдашним взглядом на приличие. Пушкин неизменно в течение всей своей жизни утверждал, что все, что возбуждает смех, -позволительно и здорово, все, что разжигает страсти, -- преступно и пагубно... Он так же искренно сочувствовал юношескому пылу страстей и юношескому брожению впечатлений, как и чистосердечно, ребячески забавлялся с ребенком.

Кн. ПАВЕЛ ВЯЗЕМСКИЙ. Сочинения, стр. 511 -- 513.

Княгиня Вяземская говорит, что Пушкин был у них в доме, как сын. Иногда, не заставая их дома, он уляжется на большой скамейке перед камином и дожидается их возвращения или возится с молодым князем Павлом. Раз княгиня застала, как они барахтались и плевали друг в друга.

П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ. Рус. Арх., 1888, II, 310.

Любила В. Ф. Вяземская вспоминать о Пушкине, с которым была в тесной дружбе, чуждой всяких церемоний. Бывало, зайдет к ней поболтать, посидит и жалобным голосом попросит: "княгиня, позвольте уйти на суденышко!" и, получив разрешение, уходил к ней в спальню за ширмы. С. Ш. (граф С. Д. ШЕРЕМЕТЬЕВ). "Из семейной старины". Старина и Новизна, VI,

331.

Князь Вяземский, во время приезда Петра Андреевича Габбе в Москву, доставил ему случай познакомиться с Пушкиным. При входе Габбе к князю Вяземскому в гостиную, Пушкин, -- как рассказывал мне Габбе, -- увивался около супруги князя и других тут бывших дам. Князь, обменявшись со своим гостем приветами, обратился к Пушкину с приглашением на пару слов. Знакомство началось без представления одного другому, и это, кажется, показывало, что один, как либеральный поэт, а другой, как либеральная высокого ума личность, не должны были входить в расчет представлений, чем обыкновенно представляемый всегда становился ниже того, кому его представляют. Пушкин сел на лежанку камина, свеся одну ногу на угол лежанки, и, несколько согнувшись, принял участие в разговоре стоявших подле него князя и Габбе. Речь пошла о недавно вышедшей какой-то поэме Языкова; князь находил в тех местах красоты, которыми Пушкин не сильно восхищался. Разговор продолжался с час, и Габбе убедился, что знаменитый наш народный поэт более гениальный, нежели ученый поэт.