Савва.Я думал, ты кроткая голубица, а язычок-то у тебя, как у змейки. (Показывает рукой движение змеиного языка.)
Липа.Господи! Как ты осмелился, как ты мог, Спасителя! Ты взглянуть на Него не смеешь… Зачем ты пришел сюда?
Из дверей трактира показывается Кондратий.Оглядывается и тихонько входит.
Кондратий.Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Савва.Аминь. Только очень вы запоздали, почтенный!
Кондратий.Творил волю пославшего. Молоденькие огурчики для отца игумена собирал: любят они эту закуску. Ну, жара! Семь потов сошло, пока добрался.
Савва (Липе) . Вот монах – посмотри: любит выпить, недурно сквернословит, не дурак и насчет бабья…
Кондратий.Не конфузьте, Савва Егорович. При девице-то!
Савва.И вдобавок не верит в Бога.
Кондратий.Они шутят!
Липа.Мне такие шутки не нравятся. Вы зачем пришли?
Кондратий.По зову-с.
Савва.Он мне нужен.
Липа (не глядя на Савву) . Зачем?
Савва.А это тебя не касается. Ты вот лучше с ним поговори; он, правда, человек любопытный: не глуп и умеет смотреть.
Липа (испытующе глядит на Савву) . Я его хорошо знаю. Очень хорошо!
Кондратий.К прискорбию моему, должен сказать, что это правда: имею печальную известность, как человек невоздержного образа поведения. За это качество был из волостных писарей изгнан, за это же качество и ныне по неделям на хлебе да на воде сижу, ибо не умею действовать сокровенно, а наоборот – явно и даже громогласно. Вот и с вами мы, Савва Егорович, при таких обстоятельствах познакомились, что даже вспомнить нехорошо.
Савва.А вы и не вспоминайте.
Кондратий (Липе) . В луже я лежал во всем моем великолепии, свинья свиньей…
Липа (брезгливо) . Хорошо!
Кондратий.Но только я не стыжусь об этом говорить, потому что, во-первых, многие это видели, но никто, конечно, не потрудился поднять, кроме Саввы Егоровича. А во-вторых, я усматриваю в этом мой крест.
Липа.Хорош крест!
Кондратий.У всякого человека, Олимпиада Егоровна, свой крест. В луже-то тоже не ахти как приятно лежать, – на сухом-то всякому приятнее. И почем вы знаете? Может, я эту лужу наполовину слезами моими наполнил, воплями моими скорбными всколыхнул?
Савва.Это не совсем верно, отец Кондратий.Вы пели «Во Иордане крещахуся», и притом на очень веселый мотив.
Кондратий.Разве? Что же, тем хуже. До чего, значит, дошел человек?
Савва.Только вы, отец, напрасно напускаете на себя меланхолию. Душа у вас веселая, и грусть эта совсем вам не к лицу, поверьте.
Кондратий.Прежде была веселая, это верно вы говорите, Савва Егорович, до поры до времени, пока в монастырь не поступил. А как поступил – вместо радости и успокоения узнал я самую настоящую скорбь. Да, убил бобра, можно сказать.
Входит Тюха, останавливается у притолоки и влюбленными глазами смотрит на послушника.
Савва.Что же так?
Кондратий (подходя ближе, вполголоса) . У нас, Савва Егорович, Бога нет, у нас дьявол. У нас страшно жить, поверьте, Савва Егорович, моему честному слову. Я человек бывалый, испугать меня не легко, но, однако, ночью по коридору ходить боюсь.
Савва.Какой дьявол?
Кондратий.Обыкновенный. К вам, к людям образованным, он, конечно, является под благородными фасонами, а к нам, которые попроще и поглупее, в своем естественном виде.
Савва.С рогами?
Кондратий.Как вам сказать? Рог я не видал, да и не в рогах суть дела, хотя должен сказать, что на тени и рога отпечатываются весьма явственно. Дело в том, что нет у нас тишины, а этакий беспокойный шум. Снаружи ночью посмотреть – покой, а внутри: стон и скрежет зубовный. Какие хрипят, какие стонут, какие так, непонятно на что жалуются: идешь мимо дверей, а за каждою дверью словно душа живая со светом прощается. И вдруг прошмыгнет что-то и за угол, а на стенке вдруг тень. Ничего нет, а на стенке тень. В других местах что такое тень? – так, пустяки, явление, не стоящее внимания, а у нас они, Савва Егорович, живут, чуть что не разговаривают. Ей-Богу! Коридор у нас, знаете ли, есть такой длинный-длинный, до бесконечности. Вступишь в него – ничего, этак черненькое что-то перед ногами мотается, вроде тоже как бы человек, а потом все больше, да шире, да по потолку, знаете, пошло, да уже тебя сзади-то, сзади! Идти идешь, а уж чувствовать-то – ничего уж и не чувствуешь.
Читать дальше