М Загоскин - Искуситель (часть 1)

- Здравствуйте, господа! - сказал он. - Пойдемте-ка, я вас потешу русской забавою. Вот тут на площади кулачный бой, стена на стену, здешние посадские - против фабричных и дворовых.

- Не люблю я этой забавы! - сказал мой опекун. - Ну что хорошего? Стравят людей, как собак, тот без глаз, у того рыло на сторону - за что?

- Экий ты, братец, какой! Да в том-то и есть наше русское удальство: сам без ребра, да зато и у другого зубов во рту не осталось. Нет! Люблю эту потеху, и у древних римлян были подобные забавы, да еще почище нашего: их гладиаторы бились не на живот, а на смерть. - Да что в этом хорошего?

- А вот попробуй посмотри, так, может статься, у самого разыграется кровь молодецкая. Пойдем-ка, пойдем! Мы вышли на простор, и перед нами открылась часть площади, на которой стояли одна против другой две густые толпы народа, в каждой было человек по пятидесяти, с открытыми головами и в больших кожаных рукавицах. Посреди этих двух противных сторон дюжины две мальчишек, как застрельщики перед колоннами, дрались врассыпную, таскали себя за волосы и тузили друг друга без всякого милосердия, многие из них были уже с разбитыми носами и ревели в неточный голос. Понемногу от каждой стены стали отделяться бойцы покрупнее, в разных местах завязались отдельные единоборства, мальчишки рассыпались врозь, и через несколько минут началась общая свалка.

- Ай да фабричные! - вскричал Двинский. - Ай да дво ровые! Как они душат посадских! Смотри-ка, смотри! Кто это впереди?.. Так варом всех и варит!.. Ну, молодец!.. Эге! Как он их лущить начал!.. Экий чудо-богатырь! Смотри, смотри!.. Словно снопы, так и валятся!

- Что это? - сказал Иван Степанович. - Да это, никак, Филька. В самом деле, этот отличный боец был тот самый слуга, которого отсутствие заметил мой опекун, отправляя Авдотью Михайловну домой.

- Ну, так и есть! - продолжал Иван Степанович, - Точно Филька! Эка бестия!.. Опять месяц проходит с подбитыми глазами! Вот я его, каналью!

- Что ты, любезный? - вскричал Алексей Андреевич Двинский. - Да этот Филька у тебя хват детина! Гляди, какой сокол - так и бьет с налету!.. Ну!!! Сломили, погнали посадских!.. Конец! Не долго же они держались, видно, ка лачника Бычурина с ними нет: тот постоял бы за себя. Алексей Андреевич сел на свои беговые дрожки, а мы отправились пешком; завернули по дороге напиться чаю к одному старинному приятелю моего опекуна, и когда пришли наконец домой, то первый предмет, который кинулся нам в глаза в передней, был изорванный, избитый и растерзанный Филька. Он стоял, однако же, довольно бодро перед хозяином дома, который расспрашивал его о всех подробностях кулачного боя.

- Как ты смел, негодяй!.. - сказал мой опекун, бросив грозный взгляд на знаменитого бойца, у которого все лицо было на сторону.

- Полно, братец! - прервал Двинский. - Не тронь его! Ну! - продолжал он, обращаясь к Фильке. - Так ты с первого раза сбил с ног Антона-кузнеца?.. Молодец! Эй, дайте-ка ему чарку вина!

- Пошел, дурак! - закричал Иван Степанович. - Примочи чем-нибудь свою рожу! На что похож? Образа нет человеческого! Животное!

- Пойдем, пойдем! - сказал Двинский. - Я велю отпустить ему склянку живой воды: помочит денька два-три, так все затянет.

- Что это, Филипп? Как тебя разбили? - сказал я, приостановясь на минуту и смотря с ужасом на изуродованное лицо Фильки.

- Эх, сударь, не удалось бы этим посадским заглянуть мне в харю, кабы сам не сплоховал. - Да что ж ты сделал?

- Куражился больно, сударь! Как посадские побежали, так я вошел в такой азарт, что свету Божьего невзвидел. Наша стена давно-давным остановилась, а я вдогонку, один, ну-ка подбирать остальных, благо руки расходились - щелк да щелк! То того, то другого - любо, да и только! Глядь назад, ахти! Один как перст! Смотрю - все ко мне! Ну, беда! Вот я, не будучи глуп, и бряк оземь да и кричу: "Шабаш, ребята! Лежачего не бьют!" "Да мы лежачего бить не станем! - сказал какой-то мужчина аршин трех росту, которому я вдогонку шею-то путем накостылял. - Эй, ребята, сюда!" Вот человек пять уцепились за меня, подняли молодца на ноги, приставили к забору, да ну-ка обрабатывать! Ах ты господи! Небо с овчинку показалось! Катали, катали! Насилу вырвался! - Бедняжка! Как они тебе лицо-то избили.

- И, сударь, рожа ничего, заживет! А вот под бока-то они мне насовали, черти! Вздохнуть нельзя! Я вошел в гостиную. Авдотья Михайловна играла с хозяйкою в пикет, Двинский схватился с моим опекуном в шахматы, а Машенька сидела, надувшись, поодаль от всех. Когда глаза ее встретились с моими, она отворотилась и взяла в руки книгу, которая лежала на окне.