А Зарина - Скаредное дело

- Будь милостив, государь! - неповинен я, подлый смерд твой, в беде твоей! Послали меня, раба твоего недостойного, умишком скудного, до твоей милости, чтобы всю правду тебе сказать, как перед Богом!

Он медленно подползал, ежась от страха, и все жалобно выл, надрывая душу. Князь поднялся с седла, взглянул на него, и у Власа на миг онемел язык, так грозен показался ему его владыка.

Высокий, плечистый, с сухим, острым лицом, обрамленным черными, как смоль, волосами, с горящим взглядом, князь в своем золоченом шлеме со стрелкою, в сверкающих латах, с мечом у бока, олицетворял, действительно, в эту минуту властную силу, не знающую преград в своем гневе.

- Говори все, как было! Откуда скоморохи взялись?

- На Москву шли, государь, по пути зашли к нам, по пути.

- Кто позвал?

- Княгиня-матушка зазвала. Скуки ради, потешить чтобы ее, государыню, и князюшку.

- Днем?

- Днем, государь, сейчас, почитай, после обеда.

- А потом ушли и увели?

Влас задрожал при его вопросе.

- Не так государь, - пробормотал он, - опосля они у нас заночевали, а в утро...

- Ночью бражничали?

- Не смею утаить! Было!..

- Ну, ну!..

- Под утро. Ушли это они и все. А потом князюшка с сенными девками в сад убег, в прятки, слышь играли. Он и сгинул. Пошли искать, а из тына целая тычина вынута, а подле той тычины государыня опоясок нашла и обмерла.

Князь вскочил, как ужаленный.

- И княгиня больна, государь! Меня девка Наталья к тебе погнала, а Ерему за бабкой, а Акима в погоню. Может, и нагнал злодеев-то!

Князь схватил руками за голову. И жена больна! Может умирает!

- Что с княгиней? - спросил он мрачно.

Влас снова стукнулся лбом в землю.

- Ушибиха, государь! - слезливо ответил он. - Бьет ее сердешную, карежит, и кричит она криком.

Князь опустился на седло и снова вскочил. Может, она умирает, а он ждать здесь будет - и, не в силах сдержать своего нетерпения, он приказал снова седлать едва передохнувших коней.

Садясь на коня, он вдруг словно вспомнил.

- А ты бражничал тоже? - спросил он Власа.

Тот упал ему в ноги.

- Согрешил окаянный, как и все.

- Двадцать батогов! - сказал он Антону и вскочил в седло. И снова началась бешеная скачка.

Мрачные мысли заполнили голову князя. Скрасть его наследника, его гордость! Не иначе тут, как чей-то злой умысел. Слов нет, крадут детей скоморохи, но еще слышно не было, чтобы из княжьей усадьбы увести осмелились. Может, и дома где-нибудь гнездится измена.

- Я покажу им! - почти вслух произнес князь, и в глазах его словно сверкнули молнии.

Наконец показалась усадьба. Князь вынесся вперед, оставив всех далеко за собою, и, подлетев к воротам, быстро соскочил с коня. С наворотной башенки его заметили еще издали и, едва он подъехал, как ворота распахнулись настежь. Мрачнее тучи вступил князь на свой широкий двор и почти не взглянул на челядь, которая стояла на коленях позади Степаныча, растянувшегося плашмя.

- Где княгиня? - спросил он, ни на кого не глядя.

- В бане, государь-батюшка! - ответило несколько робких голосов.

Князь тут же на дворе снял свой меч, шлем и латы, отдал их Антону и в одном шелковом кафтане пошел прямо в баню, что стояла на заднем дворе, невдалеке от сада.

- И будет вам ужо! - сказал Антон перепуганной дворне.

Князь вошел на крыльцо бани и несколько мгновений простоял, собираясь с силой; потом разом толкнул дверь и вошел в первую горенку. Там сидела высокая, сухая, с желтым, сморщенным лицом старуха и несколько сенных девушек. Увидев князя, они взвизгнули и, как дворовая челядь, повалились князю в ноги. Одна старуха не стала на колени и смотрела на князя живыми черными глазами.

Князь пытливо посмотрел на нее и спросил:

- Ты и будешь бабка-повитуха, что из Коломны?

Старуха отрывисто поклонилась князю в пояс и ответила:

- Истину, батюшка, молвил: я и есть!

- А звать тебя?

- Звать, батюшка-князь, Ермиловной от Сорочьих.

- Ты и княгиню пользуешь? Что с ней?

- С испугу лихая болезнь, батюшка. Опять и гнева твоего боится. Как подумает о тебе, так ее и бьет. Ты уж не будь к ней немилостив! - бойко проговорила она, снова отрывисто кланяясь.

Князь сверкнул на нее взором, но она не опустила своих глаз.

- Ведь и ей не радость. Сынок-то, что свет в окошке, - продолжала она. - Я к тому, что теперь она в расслаблении. Напугаешь ее, корчи снова зачнутся и не заговорить мне. Помрет!

Князь вздрогнул и отступил.

- Помилуй Боже! - сказал он смирясь. - А заглянуть можно?

- В щелочку! Подь сюда!