Array Сборник - Трогательные рождественские рассказы русских писателей

Я уже говорил, что главным свойством бабушки была примерная доброта. В доказательство этой доброты я укажу на заботы ее и попечение о воспитании трех девушек, росших под

ее кровом. Не думайте, впрочем, что благодетельность Алены Михайловны ограничивалась только ими; о, нет, трижды нет, по крайней мере, столько же девушек-сироток воспитала бабушка на своих глазах и уже пристроила, то есть выдала замуж за хороших, надежных людей. Кроме того, были у бабушки и два воспитанника: один что-то неудачный вышел, завихрился далеко куда-то и вести оттуда не подает (ох, молодость, молодость, ветрена, забывчива); ну а другой зато постоянно радовал бабушку своими успехами, получил наконец офицерский чин и собирался к Святкам приехать в Кирилловку, о чем извещал бабушку обстоятельным письмом, которое было прочитано во всеуслышание Танечкою… Хотя Танечка, не имея большого навыка читать писаное, читала довольно вяло, однако письмо было весьма очень приятной вестью.

Обращаясь теперь к бабушкиным воспитанницам, я считаю нужным сообщить читателю о возрасте этих милых барышень. Танечке было восемнадцать лет; Катеньке шел семнадцатый годок. Из этого прямо логически следует, что и Танечка и Катенька заплетали волосы свои в одну косу и утверждали ее у себя на затылке, тогда как Оленьке, еще не имевшей права называться невестой, приходилось заплетать волосы в две косы, окружать ими свою голову и связывать их напереди черною ленточкой. Черная ленточка, помню, шла как нельзя более к светлым волосам Оленьки. Волосы Кати были светлы, как Олины, у Тани – немного потемнее; но у всех трех барышень были удивительные косы – густые, ровные, длинные. Недаром бабушка покупала всегда большие запасы розовой помады у торгаша, странствовавшего с разным товаром раза два в год по окрестным деревням и для почину заезжавшего обыкновенно в Кирилловну к тароватой Алене Михайловне. У этого же бродячего торгаша покупала бабушка всякие ситники да холстиночки на платье своим воспитанницам, также и косыночки; если же случатся хорошие сережки – то и сережки купит.

Об одежде для самой себя бабушке нечего было заботиться: у нее в сундуках хранилось несколько ваточных капотов, которым, как она говорила, износу нет; вот разве кисейки или полубатисту придется купить для чепца… А много-таки, я думаю, выходило у бабушки кисейки на каждый чепец: оборки были что твой веер; но не в оборках дело.

Из того, что я успел сказать, вы можете видеть, что бабушка заботилась о туалете своих барышень… Барышни были всегда очень мило и тщательно одеты. Конечно, шелковых платьев ни у одной из них не имелось, да, по-моему, шелковые платья в деревне – излишняя роскошь. Конечно, иная губернская щеголиха, может быть, и поглумилась бы над покроем их платьев, да ведь они, опять скажу, не в городе и живут. Зато уж – свое рукоделье, а губернская-то щеголиха, смотришь, иглы не умеет в руки взять… смеяться-то вот только наше дело. Хорошо ли, дурно ли были скроены платья у Танечки, Катеньки и Оленьки, только и в этих платьях девушки были, на мой вкус, просто прелесть: полные, здоровые, свежие, белые и румяные, круглолицые.

Будь Оленька ростом равна с двумя старшими девушками да не плети волосы в две косы – кажется, сразу и не отличить бы моих деревенских красавиц друг от друга; а между тем они, как всмотреться хорошенько, вовсе не походили одна на другую. У Танечки, как сказано, волосы темнее Олиных и Катиных, к тому же, когда она улыбалась, на щеках ее являлись восхитительные ямки, чего не было у двух других. (Я не могу забыть, какая глупая рожа отражалась в зеркале, когда я, думая произвести на лице моем искусственным образом такие же пленительные ямочки, принялся сверлить себе щеки пальцами.)

У Катеньки носик смотрел немного кверху, очень, впрочем, грациозно, и губки у нее были пухлее, чем у Тани и у Оли. Оленька особенно отличалась от старших девушек глазами. Что это были за чудные глаза! Большие, открытые, темно-карие, чуть не черные, с заломленными кверху длинными ресницами. По моему тогдашнему мнению, при котором, впрочем, я и теперь остаюсь, Оленька была миловиднее и Танечки и Катеньки; по общему же домашнему мнению, красивейшей из трех барышень считалась Таня. Оно и понятно: Тане восемнадцать лет, Таня по преимуществу невеста, потому что старшая, – ей и почет. Ну а Оленька что? И не девушка еще, а девочка: ведь ей всего пятнадцать лет. Не думаю, чтоб общее мнение, отдавшее предпочтение Танечке, было основано на более рациональных соображениях. Танечка, верно, не находила это мнение не совсем непогрешительным (каким нахожу и находил его я): сколько помню, она была всегда и ловчее других одета, и с большею тщательностью причесана, и в зеркало чаще посматривала.