Брисенко Дмитрий
Девять тысяч метров
Дмитрий Брисенко
ДЕВЯТЬ ТЫСЯЧ МЕТРОВ
И я умру, по всей вероятности.
Чушь! В жизни бывают и покрупней неприятности.
А. Мариенгоф
Рядом со мной копается в песке мальчик, вершит казнь над кучкой восставших оловянных солдат. Из песка торчат желтые каски, совсем теперь бесполезные.
Мальчик быстро оглашает приговор и с размаху кидает камень в головы мятежников.
Солнце палит нещадно, кажется, подкинь в воздух щепотку песка, и он вспыхнет как порох. Что я делаю здесь, в песочнице в Миусском сквере? Тень его знает, это она, ненадежная как карточный шулер, подвигла меня забраться на низкий обшарпанный бортик. Тополь-охранник ослабил внимание, коварная тень бежала в песочницу, и мои тылы разом оголились. Мне не оставалось ничего другого, и я последовал за ней. Конечно, можно было попросить деревянную рыбку, украшавшую скамейку, послать мне тучу, но я не знал, с какими словами к ней обратиться.
Можно было пойти домой, но мне было лень. Теперь я понимаю, что вариант "можно было" присутствовал в моей жизни всегда, с самого рождения, каждый день. И так же всегда ему противостояла эта контрчастица "но", невидимая, но (при этом повторе я не могу сдержать злой усмешки) осязаемая. И в конечном счете именно она предопределила странную траекторию событий, в которых я принял активное участие. Благодаря ей, сейчас я нахожусь в самолете, на высоте девять тысяч метров, и я не знаю, что будет дальше. Я сжег мосты, и дым еще не рассеялся. И я совершенно спокоен.
Впрочем, обо всем хорошо бы по порядку, лучше бы по нему.
Итак, был жаркий июльский полдень, и я сидел в детской песочнице в Миусском сквере - единственном месте с тенью неподалеку от ковчега золотой рыбки.
Упокоенность пейзажа нарушали только угрюмые старики в спортивных штанах, пылящие трусцой вокруг сквера, да стрекот старух, чьи неподвижные тела казались холмиками земли, насыпанными на скамейки.
Я ни о чем не думал, только вполглаза следил за развитием военных действий. Мой загорелый светловолосый сосед приступил к опознанию останков погибших; он выкопал их из песка и разложил в две линии - головы отдельно от тел. "Это невероятно, - произнес он в пространство, видимо, чтобы я разделил его досаду, - но, кажется, двое успели сбежать". Тут же достал игрушечную трубку телефона и отдал приказ на межконтинентальный розыск сбежавших. "Майор и рядовой. Да, держите меня в курсе".
- Кто вы по званию? - обернулся он ко мне. - Хотя я вижу, что вы почти лейтенант.
На вид ему лет десять. Что именно в нем не так, я не смог мгновенно определить.
Но что-то было. Наверное, все же взгляд - тяжелый и пустой, будто потерянный, будто смотрел на меня холодным оловянным глазами его мертвый солдатик.
Я сказал:
- К военным я не имею никакого отношения. Я убежденный пацифист.
- Я тоже гражданское лицо, - сказал он. Голос у него оказался под стать взгляду, бесцветным и равнодушным. - Но иногда приходится вмешиваться в дела военных. А что вы здесь прохлаждаетесь, ведь в мире неспокойно.
- В мире всегда неспокойно, то там, то сям что-нибудь случится. Так что лучше прохлаждаться, пока есть возможность.
Он обдумал мои слова, насупив бровь.
Протянул руку:
- Меня зовут Петр.
Я быстро отряхнул руки (по детской привычке я сунул ладони поглубже в песок, какая никакая, а все ж прохлада) и состыковался с его ладонью.
- Константин. Можно просто Костя.
- Очень приятно, Костя. Но ко мне лучше обращаться Петр.
Он отвернулся и начал ковыряться в песке, видно, я был не очень ему интересен.
К этому моменту нашей беседы воздух уже можно было хватать горстями, распихивать по карманам, до того он был плотный, налитой. Сегодня пошла пятая неделя жары, расплавилось уже все, что могло расплавиться, и способность что-то делать при такой погоде, например, ходить без цели по улицам, вызывала приток ленивого недоумения.
Мальчик снова обернулся ко мне:
- Завтра в английских газетах напишут о казни шестнадцати ирландских солдат.
Иногда я это делаю, чтобы обозначить свои действия.
Ну да, отчего бы и не в газетах. Теперь, кажется, понятно, что в нем не так:
мальчик, похоже, из неспокойного племени сумасшедших. Я кинул взгляд на ряд скамеек с курганами старух. Сейчас одна из них поднимется, зашамкает ртом, махнет, прощаясь, рукой на своих товарок, иехх, Семеновна, тяжко-то оно как, да ничего не поделаешь, Петенька, внучок, собирайся, зайчик, собирайся, маленький, горе ты мое, пойдем домой, родненький, пойдем, миленький...
Читать дальше