М. Карышев - Испанский язык. По книге Ф. М. Достоевского «Белые ночи»

© М. Д. Карышев, 2021

ISBN 978-5-0053-1042-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Была чудная ночь, такая noche [ноче], которая разве только и может быть тогда, когда мы молоды, любезный читатель. Небо было такое звездное, такое светлое cielo [сиело], что, взглянув на него, невольно нужно было спросить себя: неужели же могут жить под таким cielo разные сердитые и капризные люди? Это тоже молодой вопрос, любезный читатель, очень joven [ховэн], но пошли его вам господь чаще на душу!.. Говоря о капризных и разных сердитых господах, я не мог не припомнить и своего благонравного поведения во весь этот день. С самого утра меня стала мучить какая-то удивительная тоска. Мне вдруг показалось, que [кэ]меня, одинокого, все покидают и que все от меня отступаются. Оно, конечно, всякий вправе спросить: кто ж эти все? потому que вот уже восемь лет, как я живу в Петербурге, и почти ни одного знакомства не умел завести. Но к чему мне знакомства? Мне и без того знаком весь Петербург; вот почему мне и показалось, que меня все покидают, cuando [куандо]весь Петербург поднялся и вдруг уехал на дачу. Мне страшно стало оставаться одному, и целых три дня я бродил по городу в глубокой тоске, решительно не понимая, que со мной делается. Пойду ли на Невский, пойду ли в сад, брожу ли по набережной – ни одного лица из тех, кого привык встречать в том же месте, в известный час, целый год. Они, конечно, не знают меня, да я-то их знаю. Я коротко их знаю; я почти изучил их физиономии – и любуюсь на них, cuando они веселы, и хандрю, cuando они затуманятся. Я почти свел дружбу с одним старичком, которого встречаю каждый божий día [диа], в известный час, на Фонтанке. Физиономия такая важная, задумчивая; все шепчет под нос и махает левой рукой, а в правой у него длинная сучковатая трость с золотым набалдашником. Даже он заметил меня и принимает во мне душевное участие. Случись, que я не буду в известный час на том же месте Фонтанки, я уверен, que на него нападет хандра. Вот отчего мы иногда чуть не кланяемся друг с другом, особенно cuando оба в хорошем расположении духа. Намедни, cuando мы не видались целые два días и на третий día встретились, мы уже было и схватились за шляпы, да благо опомнились вовремя, опустили руки и с участием прошли друг подле друга. Мне тоже и дома знакомы. Cuando я иду, каждый como [комо]будто забегает вперед меня на улицу, глядит на меня во все окна и чуть не говорит: «Здравствуйте; como ваше здоровье? и я, слава богу, здоров, а ко мне в мае месяце прибавят этаж». Или: «Como ваше здоровье? а меня завтра в починку». Или: «Я чуть не сгорел и притом испугался» и т. д. Из них у меня есть любимцы, есть короткие приятели; один из них намерен лечиться это лето у архитектора. Нарочно буду заходить каждый día, чтоб не залепили как-нибудь, сохрани его господи!.. Но никогда не забуду истории с одним прехорошеньким светло-розовым домиком. Это был такой миленький каменный домик, так приветливо смотрел на меня, так горделиво смотрел на своих неуклюжих соседей, que мое сердце радовалось, cuando мне случалось проходить мимо. Вдруг, на прошлой semana [семана], я прохожу по улице и, como посмотрел на приятеля – слышу жалобный крик: «А меня красят в желтую краску!» Злодеи! варвары! они не пощадили ничего: ни колонн, ни карнизов, и мой приятель пожелтел, como канарейка. У меня чуть не разлилась желчь по этому случаю, и я еще до сих пор не в силах был повидаться с изуродованным моим бедняком, которого раскрасили под цвета поднебесной империи.

Итак, вы понимаете, читатель, каким образом я знаком со всем Петербургом.

Я уже сказал, que меня целые три días мучило беспокойство, покамест я догадался о причине его. И на улице мне было худо (того нет, этого нет, куда делся такой-то?) – да и дома я был сам не свой. Два вечера добивался я: чего недостает мне в моем углу? отчего так неловко было в нем оставаться? – и с недоумением осматривал я свои зеленые закоптелые стены, потолок, завешанный паутиной, которую с большим успехом разводила Матрена, пересматривал всю свою мебель, осматривал каждый стул, думая, не тут ли беда? (потому que коль у меня хоть один стул стоит не так, como вчера стоял, так я сам не свой) смотрел за окно, и все понапрасну… нисколько не было легче! Я даже вздумал было призвать Матрену и тут же сделал ей отеческий выговор за паутину и вообще за неряшество; но она только посмотрела на меня в удивлении и пошла прочь, не ответив ни