Анатолий Злобин - Щедрый Акоп

Вот еще что - Акоп многозначен. Не сразу раскопаешь Акопа. Но каждый вправе увидеть в нем собственные миры.

К Акопу Акопяну уже приставлено много эпитетов; но я для себя выбираю один - мятежный Акоп.

Но почему он сказал о самом счастливом дне, что это было в далеком детстве на коленях у отца? Очередной секрет мятежного Акопа? Вот оно что! Самое счастливое воспоминание о жизни - первое. И самый счастливый день тот, когда человек осознал, что явился в этот мир для дальнейшей жизни в нем. Значит, с этого вообще начинается наше самосознание?

Все сказанное нами оказывалось намотанным на одну нить. Мы не суесловили, мудрый Акоп сам направлял нашу беседу.

Я прошел сквозь арку и оказался в просторном помещении, столь щедро залитом светом, что не видать было ни самой малой тени.

На стенах в отменных золотых рамах висели картины Акопа. В проеме стены раскрылся полдень в Агавнадзоре (83x99). Я услышал тоскующий голос, исходящий из самых глубин.

- Я мучаюсь, тоскую, стражду, - заклинала земля. - Меня иссушают корни, распирают столбы, выжигает солнце. Дерево извивается в корчах, стремясь покинуть меня, но я не отпущу его. Я соком напою столбы и корни, но помните: срывать плоды легче, нежели растить их.

- Зачем ты снова поставил меня в угол, о мой повелитель? - верещал голосом девственницы манекен, висевший по соседству. - Я ожила на холсте, меня ласкали взглядами, а теперь я снова в углу, здесь пыльно и темно, мой повелитель, рисуй же меня...

- Был всплеск огня и сделался вечный мрак. Мы были людьми, стали оболочкой, пустым рукавом. О нет, пожалуйста, не надо водородных всполохов, не кидайте бомбу, нет и нет, я буду заклинать, пока мой пустой рукав способен на это.

- Посмотрите на меня, люди, я женщина с зеркалом (139x94, холст, масло), меня зовут Маргарита. Зачем же ты закрыл мне лицо, мастер? Ты слышишь, они шепчутся передо мной: какая Маргарита красивая, недаром она смотрится в зеркало. Она так красива, но нам не видать. Мастер нарочно закрыл ее лицо зеркалом, он не хочет ни с кем делиться своей Маргаритой.

- Укус, еще укус! А что если это поцелуй? Разве кусачки только кусают? Я жажду новых лобзаний. А то укушу!

Сначала я несколько недоумевал, слушая голоса, лившиеся с картин, а после догадался: краски ожили и заговорили. Как просто!

Но тут же я снова оказался в недоумении: почему голоса с картин Акопа говорили по-русски? Или я сразу получал синхронный перевод? И почему они вообще разговаривают? Ой, не так-то просто все это.

- Я еще не нарисован и не знаю, кем я стану. Но как хочется пробудиться, стать сначала живым, а потом бессмертным. Миг пробуждения самый сладкий.

Я подошел ближе. В углу был натянут на подрамнике холст, чистый, но уже загрунтованный. Я вгляделся: слабые, едва проглядываемые линии проскальзывали на холсте. Что скажет здесь рука Акопа?

- Музей закрыт, товарищ.

Я обернулся. Передо мной стояла хранительница с мокрой тряпкой в руке.

- Все разошлись, - пояснила она добрым голосом.

- Зачем вообще закрываются музеи? - удивился я.

- Им тоже надо отдохнуть. Они ведь тоже устали от чужих глаз.

- А завтра?

- Приходите в десять утра. Мы снова открываемся.

1980