Людмила Бубнова - Стрела Голявкина

4

Бакинские мальчишки весь день болтались на Приморском бульваре, там всегда дует "хазри", бакинский норд, и солнце всегда ярко светит. Море на солнце красивое: зеленая вода и волны гривами белой пены катят к берегу в четыре вала. При ветре Каспий штормит не меньше океана. На берегу цветут олеандры, персидская сирень, глицинии, эльдарские сосны. Гранаты, инжир, синие и белые тутовые ягоды, виноград, ароматный и сладкий, как нигде, гарашаны, сарыглы, агшаны. Сплошная радость! Цвет и краски врезаются в душу и остаются навек незабываемым впечатлением. Но ему мало видеть море в очертаниях Бакинской бухты.

С 1949 года на Каспии строят посреди моря город на искусственных металлических эстакадах - длинных, длинных мостках, - Нефтяные Камни. Тогда это было, наверно, одно из самых удивительных сооружений в мире. И студент живописного факультета лезет на нефтяную вышку с этюдником, чтобы с высоты птичьего полета увидеть море. Изумрудное, бескрайнее, оно занимает весь холст. Эстакады с вышками, нефтяными резервуарами, которые с высоты кажутся небольшими баками, с людьми и машинами, лежат на воде золотыми дорогами и прорезают море насквозь. Художник ищет свою точку зрения. Ради своего мировоззрения, конечно, приходится лезть на высоту, сидеть на ветру часами, держаться на вышке уверенно и не падать.

В 1957 году, во время Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве, работа была отобрана на Международную выставку изобразительного искусства. "В. Голявкин. "Нефтяные Камни". Холст. Масло. 54х42. 1957 г.".

Друзья

1

Товарищ-писатель пригласил нас на встречу с читателями. Интерес к писателям был огромный. Мы сидели в переполненном зале.

Писатель стоял на сцене и гордо отвечал на вопрос из зала:

- Я не понимаю живописи!

Он гордо обвел взглядом зал, держа внушительную паузу, будто ждал продолжительных аплодисментов.

И дождался. Некоторые захлопали. Они тоже не понимали живописи и с радостью сознавались в этом.

- Что толкает нашего дурашку на признание в подобной глупости? Обычно люди скрывают свои недостатки, а не выдают их за достоинства, - говорю я Голявкину.

Тот молча поглядывает на приятеля.

- Может быть, наш писатель сознательно хочет отличаться невежеством, думая, что это сделает ему имя скорее, чем его литературные опусы? Хитрит, одним словом?

- Тише, - говорит Голявкин и сам помалкивает.

Писатель начал читать свои тяжеловесные тексты. Люди затихли. Потом завяли.

Я пригляделась к нему повнимательней: то, что он говорил, было похоже на голую правду.

Вот несчастный!

Но с ним Голявкин тоже дружит.

2

- Я хочу написать вот этот стол так, чтобы он точь-в-точь был как в натуре, - слышу я молодой мужской голос.

- И я, и я!.. - вторили голоса.

- Я не понимаю Пикассо, Ван-Гога... - Это разговор вполне здоровых ребят-живописцев в стенах Академии.

Они мыслят искусство на уровне цветной открытки?

Не мудрено. Художники 20-30-х годов подхватывали, развивали передовые художественные направления. В России их здорово за это били. И окончательно добили Великой Отечественной. После жестокой, но победоносной войны вожди строили огромную империю. Искусство было призвано способствовать идеям соцреализма, отражать жизнь советского общества в оптимистических тонах. Требования эти удерживали личность в строго определенных рамках. Многих устраивало. Других стесняло, они стремились вырваться из рамок, им попадало. И вот результат - провинциальный разговор об искусстве среди художников.

- Стол из дерева? - спросил Голявкин.

- Да.

- Ты его пишешь красками. Значит, уже не "точь-в-точь". Твой стол в любом случае будет изображен УСЛОВНО. Степень условности всецело зависит от тебя.

Голявкин уже тогда был "формалистом". "Отражать действительность в формах самой действительности" и "продолжать традиции" ему было мало. Он все делал по-своему. Например, мыслил поверхность холста не всегда как перспективу, глубину, где предметы объемны и есть горизонт, а воспринимал как плоскость для декоративной цветной композиции. Хотя этюды с натуры писал с перспективой, но в картине часто от этого отходил.

У него был особый дар цветного видения мира и красочной гармоничной композиции. Он не рисовал картину, как делают многие художники до сих пор. Он ПИСАЛ красками цельную композицию, отдаваясь внутреннему интуитивному ощущению. У него преобладала "мазковая" живописность, а не "локальная" (крупными цельными пятнами).