Михаил Салтыков-Щедрин - Иронические и саркастические мысли на разные случаи жизни

«Наша общественная жизнь»: 6, 145

«Толпа отчетливо понимает выгоды, которые представляют хорошо устроенные пути сообщения перед дурными, дешевизна производства перед его дороговизною, легкий налог перед тяжелым, но она положительно хлопает глазами и недоумевает, когда до слуха доходят такие выражения, как “свобода”, “убеждение”, “право” и т.п.».

«Наша общественная жизнь»: 6, 150

«В известные эпохи жизни идеализм, несмотря на всю спорность своего содержания, есть все-таки высшая и самая пригодная форма человеческой деятельности».

«Наша общественная жизнь»: 6, 155

«Не иметь идеала, чуждаться мысли, смотреть на жизнь с точки зрения исключительно плотоядной, вгрызаться в нее, как вгрызается в куски мяса обезумевший от голода хищный зверь, – вот качества, которые бесстыдно и самодовольно выставляет человек в подобные эпохи! и при этом не только не ощущает на лбу своем прикосновения позорного клейма, но даже одним своим появлением возбуждает в захмелевшей толпе неистовые и бессмысленные рукоплескания».

«Наша общественная жизнь»: 6, 156

«<���…> простое стремление к свободе мысли нам кажется уже стремлением к анархии, вопрос о положении женщины в обществе сводится к вопросу о свободе совокупления и т.д. Являются даже особые бранные слова (“ты нигилист”, “ты космополит”, “ты материалист”), которых смысла мы сами хорошо не понимаем, но которые имеют то достоинство, что против них нельзя даже возражать, ибо брань эта сама по себе считается геркулесовскими столпами человеческой мудрости, дальше которых шагать невозможно».

«Наша общественная жизнь»: 6, 162—163

«Все, что кажется нам выше той сферы, в которой мы прозябаем, все, что живет с нами рядом и в то же время живет не по-нашему и не чуждается мысли, – все это ложится на нас горячею укоризною и возбуждает в нас ненависть».

«Наша общественная жизнь»: 6, 166

«Будь осторожен, и если сегодня ты зришь себя героем, то не упивайся вином славы, ибо от этого вина на другой день болит голова».

«Наша общественная жизнь»: 6, 185

«<���…> повторяется история, случившаяся с малороссом, у которого спрашивали, что́ бы он сделал, если б был царем? “Украл бы сто рублей и утек бы!” – отвечал малоросс».

«Наша общественная жизнь»: 6, 192

«Рассказывают про Диогена, что однажды он в ответ на ругательства какого-то плешивого сказал: “Хвалю твои волоса за то, что они избавились от такой гнусной головы”».

«Наша общественная жизнь»: 6, 207

«Для того чтобы жизнь не прошла праздною, необходимо держаться около живого дела, и горькое горе ждет того деятеля, который внезапно ощутит себя оторванным от жизни и лишним в этой общей тревоге, которою повсечасно живет общество».

«Наша общественная жизнь»: 6, 252

«С одной стороны, влияние цензуры на печатное слово представляется не полезным и, следовательно, всякое в этом смысле послабление предполагается желательным, а с другой – чуть только проходит в печать что-нибудь такое, что вам не нравится, вы первые сыплете косвенными предостережениями, первые кричите: “Смотрите! смотрите! вот что печатается у нас с дозволения цензуры!”»

«Наша общественная жизнь»: 6, 256

«Начинать каждый свой день мыслью о насущном хлебе и этою же мыслью день заканчивать, – как хотите, а тут потребно или великое мужество, или же полное и трудно постигаемое равнодушие. Я, с своей стороны, думаю, что в настоящем случае исключительно присутствует то великое и никем еще достаточно не оцененное мужество, которое одно может дать человеку и силу, и присутствие духа, необходимые, чтобы удержать его на краю вечно зияющей бездны».

«Наша общественная жизнь»: 6, 265—266

«Русского мужика называют пьяницей, однако это или положительное заблуждение, или непростительная клевета».

«Наша общественная жизнь»: 6, 269

«Мы склонны раздражать себя всякого рода утопиями».

«Наша общественная жизнь»: 6, 285

«Когда я желаю, чтобы голос мой был слышен, то всегда выбираю такое место, которое наиболее этой цели способствует (обыкновенно устраиваются даже в этих видах особенные возвышения). Никто не знает, что буду я говорить, и я сам не знаю, будет ли иметь моя речь успех, но и мне, и всякому другому совершенно ясно, что первое условие, о котором я должен позаботиться, все-таки заключается в том, чтобы аудитория моя могла меня слышать. А если и есть такие ораторы на свете, которые находят за лучшее пищать где-нибудь в укромном месте, куда никому даже лазу нет, то я их не одобряю и успеха им предрекать не могу. Это могут быть люди, обладающие очень сильными талантами, но таланты их так и погибнут без следа».