Иван Тургенев: Несчастная

- Не брезгайте старичком, заходите,- продолжал г. Ратч.- А теперь... (Он выхватил толстые серебряные часы из кармана и поднес их к выпученному правому глазу.) Мне, я полагаю,

лучше отправиться. Другой птенец меня ожидает... Этого я черт знает чему учу... мифологии, ей-богу! И далеко же живет, ра-калья! у Красных ворот! Все равно: пешкурой отмахаю, благо братец ваш скиксовал, ан пятиалтынный на извозчика цел, в мошне остался! Ха-ха! Прощения просим, мосьпане, до зоба-чения! А вы, молодой человек, заверните... Что ж такое?.. Дуэ-тец беспременно надо разыграть! - крикнул г. Ратч из передней, со стуком надевая калоши, и в последний раз раздался его металлический смех. V

- Что за странный человек?! - обратился я к Фустову, который успел уже приняться за токарный станок.- Неужели он иностранец? Он так бойко говорит по-русски.

- Иностранец; только он уж лет тридцать как поселился в России. Его чуть ли не в тысяча восемьсот втором году какой-то князь из-за границы вывез... в качестве секретаря... скорее, полагать надо, камердинера. А выражается он по-русски точно бойко.

- Так залихватски, с такими вывертами и закрутасами,- вмешался я.

- Ну да. Только очень уж ненатурально. Они все так, эти обрусевшие немцы.

- Да ведь он чех.

- Не знаю; может быть. С женой он беседует по-немецки.

- А почему он себя ветераном двенадцатого года величает? Служил он, что ли, в ополчении?

- Какое в ополчении! Во время пожара в Москве оставался и имущества всего лишился... Вот вся его служба.

- Да зачем же он оставался в Москве? Фустов не переставал точить.

- Господь его знает! Слышал я, будто он у нас в шпионах состоял; да это, должно быть, пустое. А что за свои убытки он от казны вознаграждение получил, это верно.

- На нем мундирный фрак... Он, стало, служит?

- Служит. В кадетском корпусе преподавателем. Он надворный советник.

- Кто его жена?

- Здешняя немка, дочь колбасника... мясника...

- И ты часто к нему ходишь?

- Хожу.

- Что ж, весело у них?

- Довольно весело.

-- У него есть дети?

- Есть. От немки трое и от первой жены сын и дочь. .- А сколько старшей дочери лет?

- Лет двадцать пять.

Мне показалось, что Фустов ниже пригнулся к станку, и колесо шибче заходило и загудело под мерными толчками его ноги.

- Хороша она собой?

- Как на чей вкус. Лицо замечательное, да и вся она... замечательная особа.

"Ara!" - подумал я. Фустов продолжал свою работу, с особенным рвением и на следующий вопрос мой отвечал одним мычанием.

"Надо будет познакомиться!"- решил я про себя. VI

Несколько дней спустя мы вместе с Фустовым отправились кг. Ратчу на вечер. Жил он в деревянном доме с большим двором и садом, в Кривом переулке возле Пречистенского бульвара. Он вышел к нам в переднюю и, встретив нас свойственным ему трескучим хохотом и гамом, тотчас повел в гостиную, где представил меня дородной даме в камлотовом тесном платье, Элеоноре Карповне, своей супруге. Элеонора Карповна в первой молодости отличалась, вероятно, тем, что французы, неизвестно почему, называют "красотою диавола", то есть свежестью; но когда я с ней познакомился, она невольно напоминала взору добрый кусок говядины,только что выложенный мясником на опрятный мраморный стол. Не без намерения употребил я слово "опрятный":

не только сама хозяйка казалась образцом чистоты, но и все вокруг нее, все в доме так и лоснилось, так и блистало, все было выскребено, выглажено, вымыто мылом; самовар на круглом столе горел, как жар; занавески перед окнами, салфетки так и коробились от крахмала, так же как и платьица и шемизетки тут же сидевших четырех детей г. Ратча, дюжих, откормленных коротышек, чрезвычайно похожих на мать, с топорными крепкими лицами, вихрами на висках и красными обрубками пальцев. У всех четырех были носы несколько приплюснутые, большие, словно припухшие губы и крошечные светло-серые глаза.

- Вот и моя гвардия! - воскликнул г. Ратч, кладя свою тяжелую руку поочередно на головы детей.- Коля. Оля, Сашка да Машка! Этому восемь, этой семь, этому четыре, а этой целых два! Ха-ха-ха! Как изволите видеть мы с женой не зеваем. Эге? Элеонора Карповна?

- Уж вы всегда все такое скажете,- промолвила Элеонора Карповна и отвернулась.

- И писклятам своим все такие русские имена понадавала!- продолжал г. Ратч.- Того и смотри, в греческую веру их окрестит! Ей-богу! Славянка она у меня, черт меня совсем возьми, хоть и германской крови! Элеонора Карповна, вы славянка?

Элеонора Карповиа рассердилась.

- Я надворная советница, вот кто я! И, стало быть, я русская дама, и все, что вы теперь будете говорить...