Иван Тургенев - Несчастная

- Ничего решительно! Ни синь-пороха! Ни единого клочка бумаги! Помилуйте, когда меня к ней позвали, когда разбудили меня - представьте! она уже окоченела! Очень чувствительно было для меня; очень она нас всех огорчила! Александр Давы-дыч, чай, тоже пожалеет, как узнает... Говорят, его в Москве нет?

- Он точно уезжал на несколько дней...-начал было я.

- Виктор Иваныч жалуются, что саней им долго не закладывают,- перебила меня вошедшая служанка, та самая, которую я видел в передней. Лицо ее, по-прежнему заспанное, поразило меня в этот раз тем выражением дерзкой грубости, какое появляется у слуг, когда они знают, что господа от них зависят и не решатся ни бранить их, ни взыскивать с них.

- Сейчас, сейчас,- засеменил Иван Демьяныч.- Элеонора Карповна! -Leonore! Lenchen! ' пожалуйте сюда!

Что-то грузно завозилось за дверью, и в ту же минуту раздалось повелительное восклицание Виктора: "Что ж это, лошадь не закладывают? не пешком же мне в полицию тащиться?"

-Сейчас, сейчас,-снова залепетал Иван Демьяныч.- Элеонора Карповна, пожалуйте же сюда!

- Aber, Иван Демьяныч,- послышался ее голос,- ich habe keine Toilette gemacht!г

- Macht nichts. Komm herein! 3

Элеонора Карповна вошла, придерживая двумя пальцами косынку на голой шее. На ней был утренний капот-распашонка, и волос она не успела причесать. Иван Демьяныч тотчас подскочил к ней.

1 Леонора! Ленхен! (нем.)

2 Но я еще не одета! (нем.)

3 Пустяки. Входи! (нем.)

- Вы слышите, Виктор лошадь требует,- промолвил он, торопливо указывая пальцем то на дверь, то на окно.- Пожалуйста, распорядитесь попроворнее! Der Keri schreit so! 1

- Der Victor schreit immer, Иван Демьяныч, Sie wissen \vohl2 ,отвечала Элеонора Карповна,- и я сама сказала кучеру, только он вздумал овес задавать. Вот какое несчастие случилось вдруг,- прибавила она, обратясь ко мне,- и кто это мог ожидать от Сусанны Ивановны?

- Я всегда это ожидал, всегда! - закричал Ратч и высоко поднял руки, причем его бухарский халат разъехался спереди, и обнаружились препротивные нижние невыразимые из замшевой кожи с медными пряжками на поясе.- Разрыв сердца! разрыв оболочек! Гипертрофия!

- Ну да,- повторила за ним Элеонора Карповна,- гипо... Ну, вот это. Только мне очень, очень жалко, опять-таки скажу...- И ее топорное лицо понемножку перекосилось, брови приподнялись треугольником, и крохотная слезинка скатилась на круглую, точно налакированную, как у куклы, щеку...Мне очень жалко, что такой молодой человек, которому только бы следовало жить и пользоваться всем... всем... И этакое вдруг отчаяние!

- Na! gut, gut... geh, alte! 3 - перебил г. Ратч.

- Geh' schon, geh' schon 4,- проворчала Элеонора Карповна и вышла вон, все еще придерживая пальцами косынку и роняя слезинки.

И я отправился вслед за нею. В передней стоял Виктор в студенческой шинели с бобровым воротником и фуражкой набекрень. Он едва глянул на меня через плечо, встряхнул воротником и не поклонился, за что я ему мысленно сказал большое спасибо.

Я вернулся к Фустову. XXV

Я застал моего приятеля сидящим в углу своего кабинета, с понуренною головой и скрещенными на груди руками. На него нашел столбняк, и глядел он вокруг себя с медленным изумлением человека, который очень крепко спал и которого только что разбудили. Я ему рассказал свое посещение у Ратча, передал ему речи ветерана, речи его жены, впечатление, которое они оба произвели на меня, сообщил ему мое убеждение в том, что

' Он так кричит! (нем.)

2 Виктор всегда кричит, вы хорошо это знаете (нем.),

3 Ну, хорошо, хорошо... иди, старая! (нем.)

- Иду уж, иду уж (нем.).

несчастная девушка сама себя лишила жизни... Фустов слушал меня, не меняя выражения лица, и с тем же изумлением посматривал кругом.

- Ты ее видел? - спросил он меня наконец.

- Видел.

- В гробу?

Фустов словно сомневался в том, что Сусанна действительно умерла.

- В гробу.

Фустов перекосил и опустил глаза и тихонько потер себе руки.

- Тебе холодно? - спросил я.

- Да, брат, холодно,- отвечал он с расстановкой и бессмысленно покачал головою.

Я начал ему доказывать, что Сусанна непременно отравилась, а может быть, и отравлена была, и что этого нельзя так оставить...

Фустов уставился на меня.

-Что же тут делать?-сказал он, медленно и широко моргая.- Хуже ведь... если узнают. Хоронить не станут. Оставить надо... так.

Мне эта, впрочем, очень простая мысль в голову не приходила. Практический смысл моего приятеля не изменял ему.

- Когда... ее хоронят? - продолжал он.

- Завтра.

- Ты пойдешь?

- Да.

- В дом или прямо в церковь?