Иван Тургенев: После смерти (Клара Милич)

И теперь все это в могиле, куда она сама себя толкнула... Но я тут ни причем... Я не виноват! Было бы даже смешно думать, что я виноват. - Аратову опять пришло в голову, что если бы даже и было у ней "что-нибудь такое" его поведение во время свидания несомненно ее разочаровало... Оттого-то она так жестоко и рассмеялась на прощание. - Да и где доказательство, что она отравилась от несчастной любви? Это одни газетные корреспонденты всякую подобную смерть приписывают несчастной любви! Людям с таким характером, как у Клары, жизнь легко становится постылой... скучной. Да, скучной. Купфер прав: просто ей надоело жить.

"Несмотря на успехи, на овации?" Аратов задумался. Ему даже приятен был психологический анализ, которому он предавался. Чуждый до сих пор всякого соприкосновения с женщинами, он и не подозревал, как знаменательно было для него самого это напряженное разбирательство женской души.

"Значит, - продолжал он свои размышления, - искусство не удовлетворяло ее, не наполняло пустоты ее жизни. Настоящие художники только и существуют для художества, для театра... Все остальное бледнеет перед тем, что они считают свои призваньем... Она была дилетантка!"

Тут Аратов опять задумался. Нет, слово "дилетантка" не вязалось с тем лицом, с выражением того лица, тех глаз...

И перед ним опять всплыл образ Клары с устремленным на него, залитым слезами взором, с приподнятыми к губам, стиснутыми руками...

- Ах, не надо, не надо... - прошептал он... - К чему?

Так прошел целый день. За обедом Аратов много разговаривал с Платошей, расспрашивал ее о старине, которую она, впрочем, и помнила и передавала плохо, так как не очень-то владела языком - и, кроме своего Яши, в течение своей жизни почти ничего не замечала. Она только радовалась тому, что вот он какой сегодня добрый да ласковый! К вечеру Аратов затих до того, что сыграл несколько раз с теткой в свои козыри.

Так прошел день... - зато ночь!!

11

Началась она хорошо; он скоро заснул - и когда тетка вошла к нему на цыпочках, чтобы трижды перекрестить его спящего - она это делала каждую ночь, - он лежал и дышал спокойно, как дитя. Но перед зарею ему привиделся сон.

Ему снилось: он шел по голой степи, усеянной камнями, под низким небом. Между камнями вилась тропинка; он пошел по ней.

Вдруг перед ним поднялось нечто вроде тонкого облачка. Он вглядывается; облачко стало женщиной в белом платье с светлым поясом вокруг стана. Она спешит от него прочь. Он не видел ни лица ее, ни волос... их закрывала длинная ткань. Но он непременно хотел догнать ее и заглянуть ей в глаза. Только как он ни торопился - она шла проворнее его.

На тропинке лежал широкий, плоский камень, подобный могильной плите. Он преградил ей дорогу... Женщина остановилась. Аратов подбежал к ней. Она к нему обернулась - но он все-таки не увидал ее глаз... они были закрыты. Лицо ее было белое, как снег; руки висели неподвижно. Она походила на статую.

Медленно, не сгибаясь ни одним членом, отклонилась она назад и опустилась на ту плиту... И вот Аратов уже лежит с ней рядом, вытянутый весь, как могильное изваяние - и руки его сложены, как у мертвеца.

Но тут женщина вдруг приподнялась - и пошла прочь. Аратов хочет тоже подняться... но ни пошевельнуться, ни разжать рук он не может - и только с отчаяньем глядит ей вслед.

Тогда женщина внезапно обернулась - и он увидал светлые, живые глаза на живом, но незнакомом лице. Она смеется, она манит его рукою... а он все не может пошевельнуться...

Она засмеялась еще раз - и быстро удалилась, весело качая головою, на которой заалел венок из маленьких роз.

Аратов силится закричать, силится нарушить этот страшный кошмар...

Вдруг все кругом потемнело... и женщина возвратилась к нему. Но это уже не та незнакомая статуя... это Клара. Она остановилась перед ним, скрестила руки - и строго и внимательно смотрит на него. Губы ее сжаты - но Аратову чудится, что он слышит слова: "Коли хочешь знать, кто я, поезжай туда!"

"Куда?" - спрашивает он.

"Туда, - слышится стенящий ответ. - Туда!"

Аратов проснулся.

Он приподнялся в постели, зажег свечку, стоявшую на ночном столике, но не встал - и долго сидел, весь похолоделый, медленно осматриваясь кругом. Ему казалось, что с ним что-то свершилось с тех пор, как он лег; что в него что-то внедрилось... что-то завладело им. "Да разве это возможно? - шептал он бессознательно. - Разве существует такая власть?"

Он не мог остаться в постели. Он тихонько оделся - и до утра пробродил по комнате. И странное дело! О Кларе он не думал ни минуты - и не думал оттого, что решился на другой же день ехать в Казань!