В Вересаев - Сестры

Быстро прошла и Ногаева. Выступила она,- грузная, толстошеяя, с выпученными глазами,- и, как всегда, видом своим вызвала к себе враждебное отношение. Заговорила ровно-уверенным, из глубины души идущим голосом,- и, тоже как всегда, лица присутствующих стали внимательными и благорасположенными. Она рассказала, как работала на фронте гражданской войны, рассказала про свою общественную работу.

- Будут вопросы?

Поднялась старая работница Буеракова и сказала с восторженностью:

- Какие там вопросы! Такая коммунистка, что просто замечательно. Сколько просветила темных людей! Я и сама темная была, как двенадцать часов осенью. А она мне раскрыла глаза, сагитировала, как помогать нашему государству. Другие, бывают, в партию идут, чтобы пролезть, в глазах у них только одно выдвижение. А она вроде Ленина. Все так хорошо объясняет,- все поймешь: и о рабочей власти, и о религии.

Хлопали. Конечно, прошла.

А с Матюхиной в конце вышла маленькая заминка. Вызвали. Взошла на трибуну,- курносая, со старушечьим лицом, в красной косынке. Начала, волнуясь:

- Я родилась в семье крестьянина, конечно, в Воронежской губернии... И родители мои, конечно, были бедные...

Потом овладела собой, хорошо рассказала, как ее деревню разорили белые, как пришлось ей скитаться, как голодала. Работала на торфоразработках, потом на кирпичном заводе. Там поступила в партию.

Посыпались наперебой любовные, умиленные характеристики.

- Все ее знают, что там! Работает,- прямо не налюбуешься, как работает.

- Такие кабы все мастерицы были, мы бы в три года пятилетку сделали.

- И к нам, работницам, имеет самый хороший подход. Один из членов комиссии спросил:

- А как у вас с партучебой?

- Учусь. Хожу в партшколу первой ступени. Только ничего не понимаю.

Хохот. А она прибавила очень серьезно:

- Что ж поделаешь! Председательница сказала, улыбаясь:

- Все-таки постарайтесь, товарищ Матюхина, понять. Вы хорошая производственница, это по всему видно, но партиец должен понимать и политическую сторону дела, для этого нужно учиться.

- Постараюсь.

Вдруг женский голос из публики спросил:

- А как у вас насчет политики в деревне? Не отказались вы от таких взглядов, какие мне два дня назад высказывали? Она мне говорила, что в деревне притесняют не только кулаков, но и середняков, что всех мужиков разорили. Говорили вы это?

- Да, говорила, потому что это правда.

Председательница насторожилась и с глазами, вдруг ставшими враждебно-недоверчивыми, спросила:

- Вы там были, сами все это видели?

- Была, видела. Мой брат в деревне. У мужика всего 130 пудов хлеба, а наложили 120 пудов. Подушки продают, самовары.

- Отчего же вы об этом не заявили? Злоупотребления всегда возможны.

- Заявляла.

Из зала раздались взволнованные голоса:

- Везде так!

Председательница посмотрела сурово. Она спросила Матюхину:

- Понимаете вы политику партии в деревне? Кто прячет хлеб?

- Кулаки.

- А кто нам помогает?

- Бедняки.

- А еще кто?

- А еще... с-середняки...

- Вот, товарищ Матюхина. Насчет политики вам очень нужно подтянуться. У вас, видно, путаные понятия о классовой политике партии в деревне. Раз вы связаны с деревней, вам на этот счет особенно нужно иметь взгляды самые четкие.

Матюхина вздохнула и покорно ответила:

- Поучусь еще. Может, пойму как надо.

Пришла очередь Баси. Все другие рассказывали о голодном детстве, о горемычном житье. Бася начала так:

- Моя биография не совсем такая, какие вы до сих пор слушали. Я в детстве жила в холе и в тепле. Родилась я в семье тех, кто сосал кровь из рабочих и жил в роскоши; щелкали на счетах, подсчитывали свои доходы и это называли работой. Такая жизнь была мне противна, я пятнадцати лет ушла из дома и совершенно порвала с родителями...

Когда кончила, кто-то спросил враждебно:

- Почему вы пошли в работницы?

- Хотела быть с рабочим классом не только в мыслях, но и на деле.

Раздались дружные голоса:

- Хорошая партийка, что говорить! Все ее знают довольно. Даром, что корни буржуйские.

- Таких товарищей побольше бы, особенно из женского персонала.

- Человек на язык очень даже развитой. Когда бывают собрания, всегда выступляет и говорит разные слова. Вбивает в голову нам, темным людям.

Все шло очень хорошо. Вдруг поднялась Лелька. Она была очень бледна.

- Скажи, товарищ Броннер. Тут на заводе работал одно время в закройной передов твой родной брат Арон Броннер. Он со своими родителями-торговцами не порвал, как ты, жил на их иждивении. Ты его рекомендовала в комсомол. И сама же ты мне тогда говорила, что этот твой брат - пятно на твоей революционной совести, что он - совершенно чуждый элемент. Ты его помимо биржи устроила на завод, пыталась протащить в комсомол,- и все это только с тою целью, чтоб ему попасть в вуз.