Артем Веселый - Реки огненные

Капитан в свое время тоже ругаться не любил.

Сумрачный отвертывался, ломались брови, ломались в злой усмешке сжатые губы. Говорил с откусом капитан, форменная качка в душе, не иначе. Федотыч знал своего хозяина до тонкости, до последнего градуса... Вздрайки ждал...

- Службу забыл, а еще старый боцман!.. Вышибалой тебе быть, а не боцманом военного корабля! Команду распустил! Безобразие! За своих людей ты мне ответишь!

- Есть! - Федотыч мелким мигом смаргивал.

Капитан-то, Виктор Дмитрич, тяжеленько вздохнул, ровно

море переплыл, да и давай-давай чесать:

- В строю стоять не умеют. Подтянуть! Первую шеренгу левого борта на два дня оставить без берега! На полубаке вечером песню пели "Нелюдимо наше море" - запретить! Самовольная отлучка с корабля рулевых Маркова и Репина. Неделю без берега и по пяти нарядов! Почему проглядел вахтенный начальник? Расследовать и привлечь! Подробности доложить через полчаса лично... Вчера, после вечерней окатки палубы, плохо протерты колпаки вентиляторов, блеска должного нет. Недо-пусти-мо!.. Виновного наказать по своему усмотрению!

- Есть! - повернулся боцман да ходу: приказ дополнять.

Сам вернул его:

- Постой... Погоди.

Тяжелый, как падающая волна, капитан хлопнул боцмана по плечу, жадно вгляделся в его грубое, простой дубки лицо.

- Относительно ругани ты, боцман, безусловно, прав.

У меня у самого язык саднит, а все ж воздерживайся... Да-а.

Капитан вздохнул,

вздохнул Федотыч.

- Ничего не попишешь, Вихтор Дмитрич, ба-а-алынущий шторм идет, надо держаться.

- Да, дуют новые ветра. Ничего не попишешь, старик, надо держаться.

Широкой волной, буй-порывами хлестали, ветрили новые веселые ветра.

* * *

Через весь корабль гремела, катилась команда:

- Третьи и седьмые номера, стройся на левых шканцах!

- Шевелись!

- Треть, седьмые номера, на лев шканцы!..

- Подбирай пятки!..

- Треть, седьмые номера...

Бежали боцманы и старшины, начиналась разводка по работам.

Солнце на ногах,

команда на ногах,

команда верхом на корабле.

Вперегонышки: швабры, метелки, голики.

Плескался песок, опилки.

Веселое море опрокидывалось на палубу, заливало кубрик.

Глотки котлов отхаркивались корками накипи.

Топки фыркали перегаром, зернистой угольной золой.

Всхлипывали турбины.

Ходили лебедки, опрокидывая кадки шлаку в бортовые горловины.

Крик дождем,

руг градом,

работа ливнем.

Солнце горячими крыльями билось в мокрую палубу, щекотало грязные пятки, смехом кувыркалось солнце в надраенной до жару медной арматуре и поручнях.

Руки ребячьи, а хваткие, артельные. Глаза - паруса, налитые ветрами.

Глотка у Федотыча о-го-го:

- Давай-давай, живо, ребятишки!.. Бегай!.. Брыкин, бего-о-ом!

Глядеть тошно, когда в самую горячку какой-нибудь раззява шагом идет и брюхо распустит, ровно на прогулке. Башку оторвать сукиному сыну, службы не любит.

- Вега-а-ай!..

Такое у Федотыча занятие, никому из команды ни минуты покоя не дать, всем дело найти. Гонять и гонять с утра до ночи, чтоб из людского киселя настоящих моряков сделать, на то он и старший боцман.

В проворных руках сигналистов плескались разноцветные флажки. В утробе кораблиной молодые моряки под присмотром инструкторов моторы перебирали, знакомились с деталями машин.

По капитанскому мостику бегал старший помощник: маленький, визгливый, цепкий. Брось в тысячную толпу, сразу узнаешь - военный. Выправка, посадка головы, корпус - орел.

Привычка кричать с детства осталась, да и положение обязывало: какой же это к черту помощник, если кричать не умеет?

Старпом сердит: вчера спуск флага вместо обычных шести отнял тридцать секунд. Позор, черт знает что, скоты! Старпом угнетен, старпом удручен, он любит точность и свой корабДь, Плохо спал, до завтрака не дотронулся - в чувствах расстройка.

Перегнувшись с мостика, он кричал на полубак, в визге злость жег.

- Не плевать!.. На борту не виснуть!.. Ходи веселей!.. Назаренко, два наряда!..

На полубаке, на разостланном брезенте, чтоб палубу не вывозить, разметались сменившиеся с вахты кочегары. Солнце лизало их шкуры, пропыленные угольной пылью, ветер продувал легкие. Кочегары с мрачным весельем поглядывали на мостик и переговаривались вполголоса:

- Лай, лай, зарабатывай хлеб советский.

- Злой что-то нынче...

- Он добрым никогда и не был.

- Держись, палубные, загоняет.

- И чего, сука, орать любит?

- Дворянин, да к тому еще и юнкер, аль не видал анкету-то?