Моисей Винокур - Голаны

Гудит, полыхает впереди, в горах Шуф, поножовщина. Повесили минометчики в небе "фонарики" осветительные на парашютах, подмахивают мотопехоте. Где-то там и корешок мой, Гринька Люксембург, шарашит на самоходке. Первоклассный водила мой побратим, любимец дивизиона, рожа бородатая червонным золотом отсвечивает. Шехиной!!!

"Береги себя, тварь, - молюсь. - Не нарывайся! У подбородка правую руку держи... "

Созывает комбат шоферюг на боевое распределение.

- Дорога забита, - объясняет, - а обводной нет. Поздно ночью пойдем в обратную, когда схлынет. Не спать, - говорит. - Костров не разводить. Пожуйте из боевых пайков, и чтоб я звука не слышал. Обоймы пристегнуть - и ша.

* * *

В первый месяц похода накатались мы по Ливану до отрыжки. Ох, накатались...

Однажды уснул я в городе Рашая в штабе корпуса. И снится мне сон в руку. Будто сидим мы с Йоськой под деревом гуява, и ломает себе голову Юсуп. Фьюзы с треском сгорают. Места себе не находит. С ума сходит. Арак стаканами хлещет и листочками гата заедает.

- Почему ты пьешь один, как собака? - спрашиваю я Юсупа вежливо.

- Имя ребенку дать не могу, - говорит Йоська и плачет. - Совсем другое имя хочу ребенку дать и не могу...

- Вставай, шечемиса! - пинками будит меня дежурный грузин. - Пэвэц к нам прыехал. Дани Сэндэрсон зват! Пайдом слушат!

"Батяня, - взываю, - Зяма Аронович, благословенна память о тебе! На хуй мне нужен Дани Сендерсон, маломерка эта задроченная? Я спать хочу до сладких слюней, Ароныч! Я сына месяц не видел, маму его... "

"Ладно, - говорит крутой старик, - разбакланился! Не один ты дерьмо черпаешь, не скули. Посмотри лучше, какой подарок я тебе "на пропуль" двинул!"

Смотрю с балкона второго этажа на дорогу и вижу: тяжелый семитрейлер светло-зеленого невоенного цвета и надпись красная по борту - "Таавура".

- Ароныч, - говорю папашке, - лучшего подарка и быть не может в данный момент. Спасибо, батяня!

Одед-маленький, шоферюга из фирмы моей, на семитрейлере танк припер в Рашая.

Увидел меня - целоваться полез.

- Ныряй в кабину! - кричит - На волне F-4 диспетчер чирикает...

- Таавура-шесть, Таавура-шесть, - вызываю по "Мотороле" диспетчера.

- Таавура-шесть слушает, - отвечает диспетчер наш Рафи и узнает мой голос. - Откуда транслируешь, пропажа?

- Из-за границы, - говорю. - Из Килдым-пиздым. А тебя не забрили?

- Хозяин отмазал пока. Дома все в порядке?

- Не знаю.

- Подожди, Моше. Хозяин с тобой говорить хочет.

- Шалом, Моше, - приветствует хозяин.

- Шалом, Бонди!

- За все время не был дома?

- Да тут как на войне. Шустрим.

- Скажи Одеду, чтоб подождал, - говорит хозяин. - Я тендер за женой твоей пошлю. Жди и себя береги. Шалом!

Великий Бонди! Купил меня с потрохами! Ну, старик, долгих лет тебе! Такого бы хозяина нам в премьер-министры! Все бы чик-чак стало на место...

Сижу в кабине, жду вызова связи.

- Абуя! - слышу сквозь помехи голос Йегонатана. - Я сгораю по тебе! Аюни!

Бешенство матки можно схватить, доложу я вам, услышав голос сына в Ливане! Только из Сиона подарки такие шлют!

- Говори, Зямчик, говори, родной!

- Мама плачет...

- Пусть женщина поплачет, сынок. Только ты не реви!

- Я - мужчина!

- Дай, мужчина, маме микрофон. Целую тебя пять тысяч раз!

Маргарита Фишелевна у микрофона. "Ох, - думаю, - доберусь же я до тебя!"

- Изюмыч, плачет женщина на волне F-4. - Йоська домой вернулся, а тебя все нет.

- Эстер родила?

- Нет. Мы все волнуемся за нее.

- Окотится...

- Не говори так, Изюмыч. Уже десятый месяц на исходе...

Но прерывают какие-то "фуцены" разговор наш с Ритулей Фишелевной. Забили связь, и остаюсь я в кабине трейлера с микрофоном в руках.

Такое у меня счастье. Если всем - срамной уд, так мне - два!

Делать нечего. Уехал Одед. Гремит усиленная динамиками музыка над Рашая. Прыгает козлом исполнитель популярных песен. Усевшись в пыль и подобрав под себя ноги по-турецки, раскачивается в такт тьма вооруженного народа при паучах и касках, с автоматами на коленях и все, как один, обросли щетиной на лицах, освященных Господом.

Не бреются евреи во время боевых действий. Нельзя.

Падают ребята первой линии за мир Галилее. Лихорадит города наши извещениями-похоронками да воплями матерей на военных кладбищах. А в Рашая гульба.

Дани Сендерсон внизу уже поплыл в оральной прострации, заглатывая головку микрофона на штативе чуть не до самого треножника. Солдаты кейфуют. Мужики с обросшими лицами. Хлопают в ладоши, и, может, видится им не плешивый разъебай на помосте, а пляшущая у костра Мирьям в начале пути Народа к Земле Обетованной.