Владимир Войнович: На пыльных тропинках

-Смогу,-сказал я.

Но доказать, что смогу, никакой возможности не было. Для доказательства надо было не только написать текст, но найти еще подходящего композитора. Компо-зиторов знакомых у меня не было, и наш спор несколько лет оставался нерешен-ным.

1960 год я встретил в своей новой комнате в большой коммунальной кварти-ре так называемой коридорной системы. То есть главной ее особенностью был именно коридор, по обеим сторонам которого располагались 25 комнат, с про-живавшими в них двадцатью пятью семьями.

На всех жильцов - одна кухня (четыре плиты) и одна уборная (три "толчка"). Ванной конечно не было, был умывальник на кухне, с несколькими кранами и длинным цинковым корытом под ними. На стене у входа на кухню висел теле-фон, из-за которого между соседями велись бесконечные споры по поводу платы за него, кстати сказать, не очень большой. Поскольку никакого закона по этому поводу не было, жильцы пытались установить собственные правила. Одни пред-лагали платить посемейно. Но семьи были побольше и поменьше, и возникал спор, как же так, вас четверо, а я одна, почему же я должна платить столько, сколько вы четверо? Хорошо, говорили другие, тогда будем брать плату по коли-честву членов семьи. Ну уж нет, возражали третьи, у нас грудной ребе-нок, он по телефону не говорит. Тогда будем брать плату, начиная с детей школьного воз-раста. Однако в процессе спора выяснилось, что возраст у детей бывает один, а рост разный, и не все дети школьного возраста могут дотянуться до телефона. Было внесено предложение ввести плату за каждый звонок, после каждого звон-ка честно расписываться на стенке, когда кто звонил. Этот вариант тоже не про-шел, потому что встал вопрос, как считать звонки, они бывают короткие и длин-ные. Споры эти велись бесконечно, иногда вяло, а иногда страстно, но до драк все же не доходило.

В те годы я писал очень много,. упорно и фанатически. Писал, когда работал на стройке и когда ушел с нее, писал, когда поступил учиться в инсти-тут, в об-щем, писал все время, когда оно у меня было. Но часто писал лежа. Наша соседка пенсионерка Полина Степановна всегда все подмечала, а потом сооб-щала на кухне:

-Этот-то все лежит. Больной, что ли?

И она же иронизировала по поводу жалоб моей тогдашней жены:

- Клопы, говорит, замучили. И откуда у них клопы? Это у мене клопы, у мене ж мебель.

Лежал я все-таки не всегда. Иногда вставал и перепечатывал напи-санное на дряхлой машинке, у которой не было вопросительного и вос-клицательного зна-ка, что, как считал Лейбсон, влияло на мой стиль, делало его спокойным и урав-новешенным, без лишних вопросов и неуместных восклицаний. Перепечатав на-писанное, я разносил свои сочинения по редакциям, из которых потом на краси-вых бланках приходили вежливые ответы, что тему я затронул интересную и значительную, но исполнение, к сожалению, не достигло уровня замысла. И в конце следовали советы трудиться, учиться у мастеров, читать статью Маяков-ского "Как делать стихи" и книгу Исаковского "О поэтическом мастерстве". (Я впоследствии советовал самодеятельным стихотворцам то же самое).

Однажды я шел в очередную редакцию со своим тогдашним приятелем Костей Семеновым и в каком-то из переходов мертолим встретился нам приятель Семе-нова Ян Полищук, известный в те годы писатель-юморист. Он работал замести-телем главного редактора редакции сатиры и юмора всесоюзного радио. (Не представляю, как сказать это короче.) Редакция выпускала в эфир юмористиче-ские програм-мы "Веселый спутник" и "С добрым утром".

- Слушайте, ребята, - сказал Полищук, - мне нужен срочно младший редак-тор. Нет ли у вас хорошего молодого человека, но без больших претензий?

- А вот, - отреагировал Костя, показывая на меня, - вот хороший молодой человек без больших претензий.

- Ты бы пошел младшим редактором? - Полищук смотрел на меня с недовери-ем.

Боясь не упустить возможность, но в то же время не уронить себя, я сказал лениво, что в общем мог бы поработать.

- Да, - сказал он, - но зарплата, к сожалению, только тысяча рублей. Потом, может быть, прибавим. А пока только тысяча.

Тысяча рублей! Каждый месяц тысяча рублей! Этот человек даже не пред-ставлял, какой баснословной казалась мне тогда эта сумма. (Это было накануне денежной реформы, после которой тысяча превратилась в сто).

На следующий день чуть в начале одиннадцатого утра, я вошел в новое, толь-ко что построенное здание радиокомитета у метро "Новокузнец-кая". У входа ми-лиционер, проверял пропуска.