Алексей Будищев: Солнечные дни

Он сел у печки на пол и снова точно застыл в равнодушной позе, будто что-то бормоча про себя. Загорелову казалось, что он твердит все одно и то же: «День дни отрыгает глагол и нощь нощи возвещает разум».

— Так вот, Максим Сергеич, — наконец заговорил Жмуркин устало, — разрешите мне первоначально эти два пунктика вам разъяснить? Так вот-с, будьте любезны принять к сведению, что за это убийство вам отвечать придется. Я так решил, потому что главным виновником я вас почитаю. И это так, конечно-с, и будет. Кроме моего личного показания, кроме обрызганного кровью вашего чапана-с, кроме проникновения в эту самую теплицу-с, ключ от которой находился у вас, кроме отсутствия вашего кистеня-с, кроме всего этого-с, следствие обнаружит у вас еще одну вещицу-с, примите в соображение: еще одну вещицу-с! Которая вас окончательно в конвертик запечатает! Самую главную вещицу-с! — подчеркнул эти слова Жмуркин. — А романтизм всей этой драмы-с виден с первого же взгляда, — продолжал он. — Во-первых-с, все драгоценности налицо; а во-вторых, обыск обнаружит у Лидии Алексевны ключ от этой самой теплицы, который приходится родным братцем вашему ключу. Следовательно, все это установится, и на каторгу вместе со мною пойдете и вы-с. Вы — как убийца, а я — как ваш сообщник. Постойте-с, сделайте одолжение! — вдруг крикнул он, увидев, что Загорелова точно что приподняло с места. — Еще один пунктик и самый главный! Сделайте милость крошечку потерпеть! Но у вас, — заговорил он снова, убедившись, что Загорелов сдержался, — у вас, — вскрикнул он, — есть и вылазка, то есть, относительно вашей грамматики, чтоб пользоваться обстоятельствами, Потому что если вы это самое письмецо, которое у Лидии Алексевны в кармане-с, куда нужно подбросите, и затем тело ее погребению предадите-с хотя бы вот здесь, в этом же овраге, тогда вам, конечно-с, на каторгу-с не идти, А я себя удавляю-с. Кстати сказать, в этом овраге у задней стенки, где глину в прошлом годе-с брали, есть весьма удобное место. Яма-с уже готова. Это я относительно погребения. Следует только стенку немножко подкопать-с и тогда якобы нечаянный обвал произойдет. И концы в воду-с! Постойте-с! — снова крикнул он.

Однако, Загорелов на этот раз не сдержался. Он подбежал к нему и схватил его за шиворот, приподняв с пола.

— За что ты ее убил? — крикнул он злобно. — Говори сейчас же! Ты меня не запугивай, — кричал он, встряхивая его, — а вот отвечай, за что ты ее убил? Безмозглая тварь!

Оп поставил Жмуркина на пол.

— Меня план сгубил, — проговорил тот тихо, снова как бы превращаясь в старика. — Узнал я, — продолжал он, глядя в бок потухшими глазами, — узнал я, что она вашей любовницей состоит, и, памятуя грамматику вашу, то есть пользуйся, дескать, обстоятельствами и так далее-с, хотел, чтоб она и моей любовницей стала. Но только этого не вышло, а вышло вот что. Больше я ничего не скажу вам, Максим Сергеич, — добавил он совершенно равнодушно и устало, покачивая плечами в такт дыханию.

И тут он полетел кувырком, сбитый с ног кулаком Загорелова; но тотчас же он, однако, приподнялся с пола, утирая рукавом кровь с расквашенного рта. Его вид был по-прежнему равнодушен.

— Хоть убейте-с, но я вам больше ничего не скажу, — шептал он.

— Сейчас же я еду к становому! — крикнул ему Загорелов. — И тебя мы тотчас же отправим куда следует… голубчика!

— Сделайте ваше одолжение, — отвечал Жмуркин равнодушно. — Я вам все-с сказал, и теперь будьте любезны оставить меня в покое. Будьте благонадежны, что я отсюда никуда больше не двинусь. У меня вот тут и провиант приготовлен, суточек на трое-с; с голода я не умру-с. — Он подошел к письменному столу и, приподняв газетный лист, показал под ним кусок черного хлеба, круто посоленный. — Чего ж вы стоите? — спросил он Загорелова. — Уходите, сделайте милость, и оставьте меня в покое. У меня тут свои дела есть. Ну, уходите-с! — повторил он, окидывая Загорелова презрительным взглядом.

Загорелов не шевелился.

Жмуркин вынул из кармана тоненькую восковую свечку и небольшую книжечку. Не обращая более на Загорелова ни малейшего внимания, он зажег эту свечу, раскрыл книжку и стал у ног распростертого на тахте тела.

Несколько раз перекрестившись, он стал читать.

«Да обрящется рука твоя всем врагом твоим, десница твоя да обрящет вся ненавидящия тебя», — читал он монотонно, придерживая в руке свечу и книгу.

— Послушай! — вдруг спросил Загорелов. — Какая такая вещь запечатывает меня в конверт, по твоему выражению? Глаза Загорелова были сухи и блестящи, его вид казался встревоженным. Очевидно, он был крайне утомлен.