Пётр Гнедич - Деньги

— Ты мне расскажи, — продолжала она, утерев слезы и злобно посмотрев на девушку, — ты мне расскажи, как у вас это всё вышло?

— Не знаю… Он мне даже не сказал ни слова. Он говорил с папой, папа так взволновался…

— Переезжай ты ко мне, — вдруг сказала Вероника Павловна. — Что тебе в большой пустой квартире делать. Брось всё, поселись у меня.

— Я не одна, тётя…

— Как не одна? Кто ж у тебя?

— Девушка одна милая, компаньонка. Я без неё бы пропала.

— Ну-ка, покажи её, что такое?

Наташа позвала Тотти.

— Она как сестра мне, — сказала Наташа, — Это такое чудное существо. Она столько участия мне выказала.

— Наталья Александровна вечно всех хвалит, — весело отозвалась Тотти. — Уж если кто кому выказал участие, так она мне. Она помогла мне уйти из семейства, где я была гувернанткой, — от нынешней невесты вашего племянника.

— Стойте, девицы, ничего не понимаю! Рассказывайте по порядку.

Ей рассказали всё. Старуха, сморщив лицо, выслушала всю одиссею Тотти, изредка вставляя замечания. Когда она кончила, Вероника Павловна спросила:

— Иван когда сюда приедет?

— На днях…

Тотти слегка вспыхнула, сказав это.

— Когда он приедет, скажите, чтоб зашёл ко мне, — продолжала старуха. — Непременно, чтоб сейчас зашёл.

— Он зайдёт, зайдёт непременно! — сказала Тотти.

— В самом деле, — продолжала Вероника Павловна, — переезжайте-ка обе ко мне… У меня сад старый, — дышать есть чем, а у вас здесь духота. Я изнываю с тоски. Давайте, поживём вместе.

— Да я не прочь, — нерешительно сказала Наташа, — а только не стеснить бы…

На другой день, Наташа и Тотти поселились в старом доме. Ни одной вещи Анатолия не осталось на месте. Даже все его портреты были уложены, завёрнуты и отправлены в гостиницу. Библиотека была заколочена в ящики и вынесена на чердак. Комнату переклеили новыми обоями, выбелили потолок, постлали другой ковёр и поселили в ней Тотти.

Наташа просила позволения бывать у них ещё одному человеку — Перепелицыну. Она подробно рассказала, как он сделал для неё всё возможное, чтоб устранить от неё все заботы по перевозке тела, все формальности, хлопоты. Она рассказала, как он великодушно предлагал Тотти заплатить её долг Петропопуло, как ездил в консульство и посольство, как устранял всё, что могло хоть немного их заботить.

— Словом, он делал всё то, что должен был сделать Анатолий, — сказала старуха. — Ну, что же, пусть придёт. Я ему спасибо скажу.

Не изменяя своего уксусного выражения лица, она, нашла, что Перепелицын — очень приятный человек и что на него в самом деле можно положиться.

— Голова у него какая-то ерошенная, но и к ней можно привыкнуть. Это бывает иногда, что волосы, как осока, во все стороны растут. А он деловой человек — видно.

Когда Перепелицыну передали мнение старухи, он возмутился:

— Как? Я? Я деловой! Да я ничего не понимаю в делах! Я веду свою бухгалтерию механически, бессознательно: я весь в посторонних мыслях. Я загипнотизировал себя и внушил себе, что я бухгалтер. А я поэт. Мне в цифрах более всего нравится их красота, а не то, что они изображают.

— А не был у вас родственник Перепелицын — драгун? — вдруг спросила раз Вероника Павловна.

— Отец, отец мой, — сказал Алексей Иванович.

Вероника Павловна выразила высшую степень кислоты, на которую только было способно её лицо.

— Очаровательно танцевал мазурку!.. В 1853 году мы с ним танцевали: это ещё до севастопольской компании было. Очаровательно.

Она при этом отрицательно трясла готовой, как будто всем своим существом хотела сказать:

— Без омерзения не могу вспомнить, без омерзения, без омерзения…

Так как у бухгалтера в четыре часа кончались все занятия и так как он был человек холостой и одинокий, то вскоре каждый день к пяти часам он начал появляться в столовой у Вероники Павловны, с коробкой конфет от Сиу, с букетиками цветов, вообще с чем-нибудь «любезным», как выражалась старуха. С пустыми руками он никогда не приходил, чем даже смущал Веронику.

— Я с его отцом танцевала, а он стесняется обедать. Что он мне, отплатить, что ли хочет своими сластями? Удивительные люди стали. И чего жеманятся!

В последние дни, Перепелицын был хмур, рассеян. Он, по утрам, таинственно ходил к своим двум старым школьным товарищам, и беседовал с ними, тщательно приперев двери. Один из них, тощий подполковник, с низким лбом, сказал ему:

— В этом деле, рассчитывай на меня. Если даже отсидеть потом придётся: для школьного товарища можно.