Николай Лейкин - Воскресные охотники. Юмористические рассказы о похождениях столичных подгородных охотников

– Стало быть, у тебя теперь ни скота, ни хлебопашества? – интересовался охотник.

– Четыре куры при соседском петухе есть. Нынче две наседки цыплят вывели. Не желаете ли? Пять цыпленков еще отличных осталось. Вот супруге взаместо дичи и принесете, – предложил мужичонка.

– Ну, с какой стати! Цыплят можно и в Петербурге купить. И наконец все-таки я надеюсь что-нибудь убить сегодня.

– Ходить-то вы много не можете. Тучность эта самая у вас… Живот мешает.

– Да… А между тем от тучности-то да от живота я вот и хочу поосновательнее заняться охотой! Авось через моцион сбавлю.

– Да зачем их сбавлять-то? Тучность – это доверие, а живот – красота. Как круглый человек – сейчас ему доверия больше. Дозвольте, сударь, стаканчик из вашей фляжечки… Я вот все жду, что ваша милость присели и закусывать будете, а вы…

– Буду, буду… Только вот простыну – сейчас и начну. А то вспотел, так никакого аппетита. Ты не беспокойся, я тебе поднесу, – успокоил мужика охотник.

– Много благодарны вашей милости, – сказал мужик и даже облизнулся от удовольствия. – С килечкой? – спросил он.

– Нет, сегодня у меня с собой колбаса и сыр на закуску.

– Так, так… В постный-то день оно бы мне и нехорошо скором трескать – ну, да Бог простит.

– Ты и картошки даже себе не сеешь? – спросил опять охотник.

– Есть там малость на задворках – посеяна, да лебедой заросла. Баба копать ленится, а мне самому недосуг. Все с господами. Теперь вот охота началась. Вам рябины, ваша милость, не наломать ли на водку? Баба моя многим охотникам рябину для настойки поставляет. – Да ведь еще рябина не вызрела. Когда вызреет…

– Нет, я к слову только. А уж когда вызреет, то ни у кого не берите. Баба моя вам предоставит. Дайте ей заработать.

– Хорошо, хорошо. Стало быть, ты с женой только тем и кормишься, что с охотниками ходишь по лесам да по болотам?

– От их щедрот-с. Только тем и живы. Вот трех господских собак кормлю по четыре рубля в месяц, а от собак и сами сыты. Ну, господа поднесут с закусочкой… Это тоже. Баба моя на облаву ходит. Вот рябина… брусника-ягода… Грибы… Остыли? Закусывать хотите?

– Сейчас, сейчас.

– Нониче у вас, ваша милость, в фляжке какая?

– Лекарственная. Особый настой. Мне посоветовали от тучности.

– Так, так… А в прошлый раз, я помню, у вас на березовых почках была. И что за водка чудесная!

– Да, но она для меня нездорова.

– Березовая, сударь, почка от семи болезней…

– Только не от моей. У меня легкая одышка.

Охотник стал отвинчивать стаканчик от горла фляжки. Мужичонка предвкушал выпивку и облизывался. Охотник выпил, налил вторично и поднес мужичонке.

– Желаю здравствовать… – сказал тот и потянул водку.

Выпив два стаканчика, мужичонка повеселел, надвинул свой засаленный коломянковый картуз с разорванным козырьком на затылок и продолжал:

– А я егерь, прирожденный егерь, так зачем мне хлебопашество! Мне вот господин полтинничек пожертвует, чтоб его сопровождать, да водочки поднесет – с меня и довольно. И сыт, и пьян. Я господ уважаю, так зачем мне мужицкое занятие? Да и так будем говорить: теперича в наших местах ежели картошку посадить, то и то за нее полтину за мешок напросишься. Да и где семена? Без семян тоже не посадишь. Нет, не наше это дело. Наше дело при господах… Ружья только вот у меня нет, ружьем я поиздержался, а то вот я один глаз прищурил, бац – и прямо в цель. Я, бывало, всегда без промаха… Право слово… Только вот теперь что-то руки стали трястись.

– Пьешь много, – улыбнулся охотник, разрезывая кусок ветчины на ломтики и, сделав бутерброды, один из них дал мужичонке.

– Господа охотники, ваша милость, больше пьют, верьте совести, – отвечал мужичонка и прибавил: – Нет, не оттого у меня руки трясутся, что я пью много, а я, ваше здоровье, медведя испужался – вот у меня с той поры и началось.

– Где же это тебя угораздило?

– Господа охотники в лесу забыли. Дозвольте, господин, папиросочку. Очень уж ваш табак прекрасен.

– На, возьми. Тебя в лесу забыли?

– Да, меня. Также вот было в лесу. Господ было много, водка чудесная… Выпили, закусили. Потчуют ведь тоже… У нас господа ласковые. Сами пьют и егеря угощают. Я и заснул. Как уж там было, не помню, – только слышу, что надо мной кто-то фыркает и дышит. Открыл глаза – медведь. Тут я и замер. И опять не помню, что было. Долго ли я лежал, не помню, но когда пришел в себя, медведя уже не было. Я ползком, ползком… Прибежал домой, и день пять била меня лихорадка. Лихорадку бабка-знахарка отговорила, а руки и посейчас трясутся.