Неслыханная свобода, интимность, доходящая «до оскорбления», «цинизм» Розанова, как аттестовали одни критики, его «ницшеанство» по поверхностному сближению других, «порнография», которую увидела прокуратура вслед за добровольными блюстителями нравственности – рождается из отчаяния. Литературная гениальность и полное забвение «литературных приличий» сочетаются этой ценой – повторить подобное невозможно пожелать никому.
Розанов не боялся никаких вопросов – не в силу «бесстрашия», он сам об этом напишет в «Смертном», удивляясь, как критики умудряются находить у него какой-то «демонизм», если кому и присущий, то разве подросткам, как этап взросления, роль, примеряемую на себя, учась жить. Его философское бесстрашие совершенно иной природы, рождаясь из наивности, детского неведения о том, какие вопросы можно, а какие нельзя задавать. Отвечая на вопросы случайной анкеты в 1909 г., перед отъездом на дачу, забыв самый адрес спрашивающего и пересылая ее через М.О. Гершензона, Розанов писал:
«[…] что бы я ни делал, что бы ни говорил и ни писал, прямо или в особенности косвенно, я говорил и думал, собственно, только о Боге: так что Он занял всего меня, без какого-либо остатка, в то же время как-то оставив мысль свободною и энергичною в отношении других тем. Бог меня не теснил и не связывал: я стыдился Его (поступая или думая дурно), но никогда не боялся, не пугался (ада никогда не боялся). Я с величайшей любовью приносил Ему все, всякую мысль (да только о Нем и думал): как дитя, пошедшее в сад, приносит оттуда цветы, или фрукты, или дрова „в дом свой“, отцу, матери, жене, детям: Бог был „дом“ мой (исключительно меня одного, – хотя бы в то же время и для других „Бог“, но это меня не интересовало и в это я не вдумывался), „все“ мое, „родное мое“. Так как в этом чувстве, что „Он – мой“, я никогда не изменился (как грешен ни бывал), то и обратно во мне утвердилась вера, что „Бог меня никогда не оставит“. […] С этим умалением своей личности (и личности целого мира) связаны (как я думаю и уверен) моя свобода и даже (может показаться) бесстыдство в литературе. Я „тоже ничего не думаю“ и о писаниях своих, не ставлю их ни в какой особый „плюс“, а главное – что бы ни случилось написать и что бы ни заговорили о написанном – с меня „как с гуся вода“: просто я ничего не чувствую. Я как бы заснул со своим „Богом“ и сплю непробудным счастливым сном» [5] Розанов В.В. Розанов о себе. Ответы на анкеты Нижегородской губернской ученой архивной комиссии // В.В. Розанов: pro et contra. Кн. I. С. 39.
.
Но это написано еще в счастливые годы – которые уже на самом исходе. В 1911 г. разрыв с прежними во многом близкими ему еще по религиозно-философским собраниям и «Новому Пути» Д.С. Мережковским, с З.Н. Гиппиус и Д.В. Философовым станет публичным, в том же году П.Б. Струве обличит Розанова в одновременном сотрудничестве в официозном «Новом Времени» (под собственным именем) и оппозиционном «Русском Слове» (под псевдонимом «Варварин» [6] Сотрудничество будет прекращено со стороны редакции после ультиматума, предъявленного Мережковским и Философовым владельцу газеты, И.Д. Сытину.
), в 1912 г. случится скандальная история с вызовом на дуэль со стороны И.И. Колышко, клеврета кн. В.П. Мещерского, в 1913 г. он выступит с серией статей по поводу дела Бейлиса, которые будут восприниматься, и во многом справедливо, как поддержка «кровавого навета», а в следующем году выпустит небольшую брошюру «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови», в которой соберет ключевые тексты в поддержку наличия тайного ритуала. В конце 1913-го – начале 1914 г. в Петербургском Религиозно-Философском обществе состоится «суд» над Розановым, инициированный Мережковским и Философовым – в результате организаторам хоть и не удастся добиться формального исключения Розанова из членов Общества, одним из основателей которого он был, но ему будет от лица председателя рекомендовано не посещать в дальнейшем заседаний Общества [7] Фатеев В.А. Жизнеописание Василия Розанова. – Изд. 2-е, испр. и доп. – СПб.: Изд-во «Пушкинский Дом», 2013. С. 857–858.
. Дочь Татьяна, вспоминая об этом времени, рассказывала:
«[…] с тех пор положение отца резко изменилось, никто у нас из прежних знакомых не стал бывать, кроме Евгения Павловича Иванова, который продолжал нас посещать. Отец в это время много переписывался с Флоренским. Затем у нас появились новые знакомые. В это время отец выпустил еще несколько правых книг, – стал писать в журнале „Вешние воды“, так как в газете „Новое время“ отца неохотно печатали. А.С. Суворина уже не было в живых, редактором был его сын Борис. Из редакции „Нового времени“ отец всегда возвращался очень грустным и морально убитым. Он начал заметно стареть, болеть, и мы очень за него беспокоились» [8] Розанова Т.В. Воспоминания об отце – Василии Васильевиче Розанове и всей семье // В.В. Розанов: pro et contra. Кн. I. С. 71–72.
.
Читать дальше