Татьяна Беленькая: Достоевский за 30 минут

– Мама! Мама! Ах, как хорошо тут, мама! – кричит ей мальчик, и опять целуется с детьми, и хочется ему рассказать им поскорее про тех куколок за стеклом. – Кто вы, мальчики? Кто вы, девочки? – спрашивает он, смеясь и любя их.

– Это «Христова елка», – отвечают они ему. – У Христа всегда в этот день елка для маленьких деточек, у которых там нет своей елки… – И узнал он, что мальчики эти и девочки все были всё такие же, как он, дети, но одни замерзли еще в своих корзинах, в которых их подкинули на лестницы к дверям петербургских чиновников, другие задохлись у чухонок, от воспитательного дома на прокормлении, третьи умерли у иссохшей груди своих матерей, во время самарского голода, четвертые задохлись в вагонах третьего класса от смраду, и все-то они теперь здесь, все они теперь как ангелы, все у Христа, и он сам посреди их, и простирает к ним руки, и благословляет их и их грешных матерей… А матери этих детей все стоят тут же, в сторонке, и плачут; каждая узнает своего мальчика или девочку, а они подлетают к ним и целуют их, утирают им слезы своими ручками и упрашивают их не плакать, потому что им здесь так хорошо…

А внизу наутро дворники нашли маленький трупик забежавшего и замерзшего за дровами мальчика; разыскали и его маму… Та умерла еще прежде его; оба свиделись у господа бога в небе.

И зачем же я сочинил такую историю, так не идущую в обыкновенный разумный дневник, да еще писателя? А еще обещал рассказы преимущественно о событиях действительных! Но вот в том-то и дело, мне все кажется и мерещится, что все это могло случиться действительно, – то есть то, что происходило в подвале и за дровами, а там об елке у Христа – уж и не знаю, как вам сказать, могло ли оно случиться, или нет? На то я и романист, чтоб выдумывать.

Август 1865 года. Висбаден. Человек, проигравший в рулетку все что имел, вплоть до часов, «в самом тягостном положении» пребывает в отеле, в маленькой комнатке, за долги лишенный питания и даже света в номере. Его сжигает внутренняя лихорадка. Этот человек – русский писатель Федор Михайлович Достоевский. Лишь недавно он продал права на издание полного собрания сочинений в трех томах и обязался написать для своего издателя Стелловского новый роман за три месяца.

Вырученных денег хватило на то, чтобы раздать долги и уехать за границу, но поход в казино стал роковым: все проиграно…

Достоевский начинает роман с описания своей ситуации: за долги бывшего студента Раскольникова перестали кормить на съемной квартире, грозят выгнать с полицией… Мысли его лихорадочно, болезненно возвращаются к одной и той же теории…

Еще отбывая наказание на каторге, Достоевский задумал роман от первого лица, исповедь преступника. Материал для романа дала ему сама жизнь, а именно – опыт каторги, невымышленные истории людей, встреченных там. Из письма брату (октябрь 1859 г.): «В декабре я начну роман… Не помнишь ли, я говорил тебе про одну исповедь-роман, который я хотел писать после всех, говоря, что еще самому надо пережить. На днях я совершенно решил писать его немедля. Все сердце мое с кровью положится в этот роман. Я задумал его в каторге, лежа на нарах, в тяжелую минуту грусти и саморазложения…» С другой стороны, у романа много литературных предпосылок: «Униженные и оскорбленные», «Записки из Мертвого дома» и «Записки из подполья». Кроме того, материалом для романа послужил неизданный роман «Пьяненькие», который в июне 1865 г. Достоевский предложил А. А. Краевскому для «Отечественных записок». У редакции не было денег, так что роман не взяли. Достоевский находился в трудной ситуации, в нужде. Поэтому ему пришлось в июле 1865 г. заключить договор с издателем Ф. Т. Стелловским, передав ему право на издание полного собрания сочинений в трех томах, да еще и взять на себя обязательство написать большой роман к 1 ноября 1866 года. Тут-то и произошла финансовая драма, описанная выше. Голодный, мучимый беспокойством, писатель начинает роман (тогда еще повесть), имеющий великую будущность в мировой литературе. В сентябре 1865 г. Достоевский предлагает свою новую повесть в журнал «Русский вестник», сопровождая предложение письмом издателю. Выдержка из письма: «Действие современное, в нынешнем году, молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шаткости в понятиях, поддавшись некоторым странным, «недоконченным» идеям, которые носятся в воздухе, решил разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты. Старуха глупа, глуха, больна, жадна, берет жидовские проценты, зла и заедает чужой век, мучая у себя в работницах свою младшую сестру. «Она никуда негодна», «для чего она живет?», «полезна ли она хоть кому-нибудь?» и т. д. – эти вопросы сбивают с толку молодого человека. Он решает убить ее, обобрать, с тем, чтобы сделать счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы этого помещичьего семейства – притязаний, грозящих ей гибелью, – докончить курс, ехать за границу и потом всю жизнь быть честным, твердым и неуклонным в исполнении «гуманного долга к человечеству» – чем уже, конечно, «загладится преступление», если только можно назвать преступлением этот поступок над старухой глухой, глупой, злой и больной, которая сама не знает, для чего живет на свете, и которая через месяц, может быть, сама собой померла бы…» Достоевский считал, что сюжет подобного романа можно было почерпнуть из любой современной газеты. Роман «Преступление и наказание» начал свою жизнь в литературе как скромная повесть. Уже потом в роман вошла история семьи чиновника Мармеладова. Название сразу же заявляет двучастную структуру романа: в первой части – предпосылки преступления и совершение самого преступления, а во второй – душа преступника, рассматриваемая в мельчайших деталях, подвергаемая подробнейшему анализу; как именно действует на нее совершенное злодеяние. Постепенно повесть превращалась в большой роман. В первой его редакции повествование идет от первого лица, как исповедь. Однако по мере расширения повести и превращения ее в роман создателю стало очевидно, что форму надо брать новую – изложение от имени автора («Рассказ от себя, а не от него. Если же исповедь, то уж слишком до последней крайности, надо все уяснять. Чтобы каждое мгновение рассказа все было ясно…»). Поэтому первый – полностью готовый! – вариант романа постигла печальная участь – он был сожжен. Работа началась заново…