Эдуард Бурмакин - Дверь

Так отчетливо он подумал впервые, однако душевное беспокойство, тревога, сходные с тем, о чем он только что ясно и до конца подумал, уже посещали его. Но стоило ему лишь посмотреть на жену и сына или хотя бы подумать о них, как тревожное настроение исчезало.

Все объясняла и оправдывала любовь.

И как же иначе, как же иначе! Любовь - единственная надежда людей, единственное средство спасения от разнообразных и изощренных способов самоуничтожения человечества. Что бы ни разделяло людей, какие бы государственные или иные другие силы ни поддерживали это разделение для собственных нужд и выгод, разжигая ненависть, все может преодолеть любовь.

И тогда отцу представлялась собственная любовь, женитьба, чуть ли не вся его жизнь едва ли не апостольской миссией. Он пришел в семью бывшего сотрудника НКВД с любовью, с открытой душой, с прощением. Разве можно его осудить за это?

К тому же когда он ходил в женихах, то вовсе не знал, кем был его тесть, его вообще это не интересовало, - он был влюблен, а впереди предстояла разлука:

он кончал университет, а невеста была лишь первокурсницей. Им обоим ни до кого не было дела! Они думали только друг о друге и говорили только о себе.

Когда они поженились, тесть был уже на пенсии, потом, правда, пошел начальником охраны в старинный томский вуз, и о его работе в молодые годы стали говорить значительно позже, когда родился Алеша.

Видимо, тесть, долго сохранявший открытую недоверчивость к людям, все-таки верно понял своего зятя и в конце жизни стал с ним откровенничать, стал рассказывать кое-что из времен НКВД. Откровения его походили на исповедь, на покаяние.

Оставалось только прощать...

И все-таки где-то тут был неясный, скрытый грех. Не тестя - его собственный грех. Ему самому надо было бы каяться и просить прощения у расстрелянного отца и двух его братьев - Федора и Александра, - и у их отца, его деда Якова, которого, как давно ему было известно, прежде чем убить, жестоко пытали, добиваясь подписи под признанием в шпионстве.

1989 - 1997. 1989 - 1997.