Михаил Салтыков-Щедрин - История одного города. Сказки

В период с 1868 по 1881 год Щедриным были написаны, пожалуй, самые крупные и значительные произведения: «История одного города», «Помпадуры и помпадурши», «Господа ташкентцы», «Дневник провинциала в Петербурге», «Благонамеренные речи», «Культурные люди», «В среде умеренности и аккуратности», «Господа Головлевы», «Круглый год», «Убежище Монрепо», «За рубежом» и другие.

В предисловии к «Истории одного города» Щедрин говорил о связи событий, происходящих в городе Глупове, с событиями, происходящими в высших правительственных кругах царской России. В своем произведении Щедрин вывел целую галерею страшных по своей жестокости и тупости градоначальников города Глупова.

Гневные молнии сатиры были направлены на то, что властям предержащим хотелось бы утаить от непрошеного глаза, и писателя не раз обвиняли в преувеличениях и клевете на окружающее. Но его «фантазия» исходила из реальнейших явлений, а подчас находила в них почти буквальное соответствие своим «выдумкам».

Великий мастер эзоповского языка доносил до читателя всю глубину содержания своих произведений. До Щедрина прием реалистической фантастики никто не применял: в «Истории одного города» сатирическая фантастика не только обнажает нелепость настоящего, но и зовет к приближению разумного будущего.

К жанру сказки на протяжении своего творчества Щедрин прибегал неоднократно. Сказки писатель создавал уже с 1869 года: «Повесть о том, как мужик двух генералов прокормил», «Дикий помещик» и другие, но все-таки большинство было написано в середине 80-х годов. Именно в эти годы жанр сказок был необходим Щедрину, чтобы проблемы и образы, волнующие писателя, донести до читателя. И ему приходилось искать форму, наиболее удобную, чтобы обойти цензуру, и вместе с тем наиболее близкую простому народу.

Создавая свои сказки, Щедрин опирался на опыт не только устного народного творчества, но и на сатирические басни великого Крылова. Но вместе с тем новый, оригинальный жанр политической сказки, в которой сочеталась фантастика и реальная злободневная действительность, был востребован самой жизнью.

Своеобразный сказочный элемент, мало похожий на то, что обыкновенно понималось под этим, встречался в его произведениях – в изображение реальной жизни у него часто врывалось то, что он сам называл волшебством.

Написанные главным образом в конце жизни, они как бы подводили итог его сорокалетней творческой деятельности. «Литература, например, может быть названа солью русской жизни: что будет, – думал Салтыков-Щедрин, – если соль перестанет быть соленою, если к ограничениям, не зависящим от литературы, она прибавит еще добровольное самоограничение?..»

Пожалуй, ни об одном из крупных русских писателей не было высказано столько разноречивых суждений, как о М. Е. Салтыкове-Щедрине. Вокруг его имени и его творчества кипела острая борьба мнений, которая продолжалась и на склоне его жизненного пути, хотя у писателя были и искренние почитатели.

Путь русского писателя М. Е. Салтыкова-Щедрина был далеко не прост, но на протяжении своего творчества, подобно В. Белинскому, А. Герцену, Н. Чернышевскому, Н. Добролюбову, Н. Некрасову, он проявлял необыкновенную смелость, настойчивость и неподражаемое умение пройти через любые заслоны цензуры и довести до читателей освободительные идеи. Великий сатирик в конце своей жизни имел полное право сказать, что он «погибает на службе обществу».

28 апреля (10 мая) 1889 года перестало биться сердце писателя-демократа М. Е. Салтыкова-Щедрина.

И сразу же стали приходить телеграммы и письма из разных концов необъятной России, от людей разных профессий и званий. В одном письме, в частности, было написано: «Смерть Михаила Евграфовича опечалила всех, искренне желающих добра и счастья своей родине. В лице его Россия лишилась лучшего, справедливого и энергичного защитника правды и свободы, борца против зла, которое он своим сильным умом и словом разил в самом корне…»

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин согласно его желанию 2 (14) мая был погребен в Санкт-Петербурге на Волковском кладбище, рядом с И. С. Тургеневым.

В 1936 году могила была перенесена на Литераторские мостки.

Давно уже имел я намерение написать историю какого-нибудь города (или края) в данный период времени, но разные обстоятельства мешали этому предприятию. Преимущественно же препятствовал недостаток в материале, сколько-нибудь достоверном и правдоподобном. Ныне, роясь в глуповском городском архиве, я случайно напал на довольно объемистую связку тетрадей, носящих общее название «Глуповского Летописца», и, рассмотрев их, нашел, что они могут служить немаловажным подспорьем в деле осуществления моего намерения. Содержание «Летописца» довольно однообразно; оно почти исключительно исчерпывается биографиями градоначальников, в течение почти целого столетия владевших судьбами города Глупова, и описанием замечательнейших их действий, как-то: скорой езды на почтовых, энергического взыскания недоимок, походов против обывателей, устройства и расстройства мостовых, обложения данями откупщиков и т. д. Тем не менее даже и по этим скудным фактам оказывается возможным уловить физиономию города и уследить, как в его истории отражались разнообразные перемены, одновременно происходившие в высших сферах. Так, например, градоначальники времен Бирона отличаются безрассудством, градоначальники времен Потемкина – распорядительностью, а градоначальники времен Разумовского – неизвестным происхождением и рыцарскою отвагою. Все они секут обывателей, но первые секут абсолютно, вторые объясняют причины своей распорядительности требованиями цивилизации, третьи желают, чтоб обыватели во всем положились на их отвагу. Такое разнообразие мероприятий, конечно, не могло не воздействовать и на самый внутренний склад обывательской жизни; в первом случае, обыватели трепетали бессознательно, во втором – трепетали с сознанием собственной пользы, в третьем – возвышались до трепета, исполненного доверия. Даже энергическая езда на почтовых – и та неизбежно должна была оказывать известную долю влияния, укрепляя обывательский дух примерами лошадиной бодрости и нестомчивости.